Шрифт:
1.
вчерашним вечером твоя жизнь повернулась таким образом, что сегодня ты просыпаешься в каком-то сарае. одеревенелая затёкшая нога не подаёт чувств. все руки в земле. голову ломит. кадык отчего-то побаливает. желудок болит тоже, или печень. вместо слюны противная пена. подступает кисловато-горькое предвестие тошноты. всё кажется ненастоящим. происшедшее за день до этого кажется беспочвенным, как и жизнь в данную минуту. рядом лежит продавщица с заправки, ночью выглядевшая вполне прилично, а на поверку совершенная не красавица. едва встав на ноги, ты застегиваешь штаны, попутно ожидая прилив крови к ноге. часы показывают: без пяти одиннадцать; солнечно –
И вот ты уже блюёшь в электричке, а человек десять пытаются понять: чем же они так нагрешили, что им вменили в обязанность наблюдать такое. Ты выходишь в тамбур и пытаешься сквозь щель между дверями уловить прохладный ветерок. Он помогает воскресить твоё состояние.
Твоя девушка уже давно встала и её милый голос по телефону делает тебя увереннее. Вынужденно задумываешься о сути вещей в жизни, которых ты недостоин, но которым безумно рад. «Её нужно увидеть и поцеловать, только в щёку. И не больше. Сказать ей спасибо за то, что она есть», – твоя голова заболевает романтикой.
Заходишь в кафе, просишь солянку и что-нибудь из второго, полтора литра минералки. Оплачиваешь. Сделав десять жадных глотков, обжигающих горло, ты возвращаешься и просишь пол-литра пива. Чем-то больной на голову мужчина встаёт, держа в руках иконку, громко благодарит всех за пищу, в том числе тебя. Киваешь ему головой, шёпотом, одному лишь себе, произносишь: «Да, болванчик, но лучше иди отсюда». Похоже его тут кормят. А что он делает, когда выходит в мир людей? Скорее всего, бродит целыми днями и благодарит встречных, презирающих его за то, что он существует на их пути.
Наплевать.
Принесли еду, которую ты специально пересолил. Официантка втихомолку смеялась. Но у тебя было страстное влечение к солёному. Пиво зашло как и следовало зайти.
Зайдя в свою квартиру, ты остаёшься наедине с собой. В голове неразбериха, реальность мрачна, ненавистна, твои кости ноют от дискомфорта нахождения в пространстве. Всё ничтожно и каждая рожа – отблеск нескончаемого уродства этого мира. Следовало бы выпить, ведь только в состоянии опьянения, в особенности крайнего, ты волен отпустить навалившееся на тебя бремя скрипящего бытия.
Поэтому следующий путь в расписании твоего дня – магазин. Джин, подешевле, чтобы быстрее отравить свой организм, страдать сильнее, ибо только сильного страдания заслуживает этот мир. Распиваешь банку неподалёку; куришь сильно затягиваясь, дабы и твоё горло, твои трахеи и бронхи проклинали всё на свете, и тебя, в первую очередь. Мозг получает должный эффект, вследствие воспринимает прохожих как несущийся ветер – никчёмный дух болота, на котором был построен твой родной город.
Почувствовав что эффект от выпитого пошёл, ты умилялся вкусом напитка и ненавистной тебе страной. Отец успешно сбрендил, о чём идеализируя мечтал и ты: впасть в маразм и нести нелепицу, в общем-то, не так сильно разнящуюся с бессмысленными повседневными фразами, не обращать внимания на дни, не знать о значении дней, пропустил ли день рождение друга, али родственника, али свой, не заниматься глажкой вещей и не читать, не чистить обувь, не справляться с обязанностями по работе, не готовить и не быть социальным более; не думать ни о чём. Ты мечтал расслабиться от страданий жизни, от привычек и неожиданностей, от эмоций и влечений. Боюсь, конечно, тебя огорчать, но никто тебе не скажет теперь, кроме меня, что заболевание твоего отца тебе не передастся потому, что твой отец тебе не родной. Об этом не расскажет покойная мать, не расскажет не знающий о том отец. Даже я тебе не расскажу. Никто не расскажет, и ты никогда не узнаешь, проживёшь в тени, считая её своим естественным светом – несомненно, это не сенсация для жизни.
Кажется, тебе нужно было встретиться с девушкой. Она ждёт тебя дома. Правда легкомысленность помогла забыть об этом. Заметь, не в первый раз. Не стану тебя винить, осуждать твою жизнь; управляй ею по своему плану, успешно ведущему в жопу.
Раньше год для тебя значил много – ты учился, узнавал, выстраивал планы, грезил о многообещающем будущем. Нынешний год у тебя проходил в осмыслении прожитого, и, если не в самоотравлении, то в равнодушии. Живёшь по наитию, отложив дела на потом, как попытки бросить курить и пить, однако всё ведёт к тому, что ты, в конце концов, отложишь со временем и саму сложившуюся прокрастинацию, убрав её и эти многомиллионные «потом» из уравнения, совершенно запутавшись в себе, – чем же ты будешь жить? В тебе не преобладает простодушие, брось так считать. Сейчас вроде как получше, в остальное же время тебя всё бесит. Ты очень часто стал выходить из себя, вымещать злобу на предметы быта, покров неистовой жестокости окутывает тебя; мне до сих пор неясно: согревает он тебя или душит. С тобой что-то не так и это аксиома; хотя тебе на это вполне насрать. Из «Всеобщей декларации прав человека» тебе известно: «Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению и наказанию». И вот, предположим, никто тебя не гнетёт, никто не унижает тебя, не оскорбляет – как сделать так, чтобы ты сам не подвергал сам себя пыткам? А представь, что так и есть на самом деле – ты сам себе придумываешь эту длинную депрессию. Но ты, как всегда, уверен, что проблема в окружающем тебя эфире, что вокруг сплошное ничем не обусловленное сумасшествие, прокалывающее тебя иглами деградации. Оно, оно виновато.
В голове ты представлял типичного индивида. Средоточие всех лиц всех людей – было его лицо. Голос его противен своей сопричастностью этому миру, выражению благодарности за жизнь. Он чувствует неоспоримый долг за право рождения, как будто мир этот заслуживает места в нём. Ты ненавидишь этого человека, и он тебе почему-то необходим. Приходит умиротворение от одного взгляда на безумное безличностное существо, по причине существования которого, звучит парадоксально, твоя душа наполнялась чугуном раздражения.
В твоей голове зачинается диалог с ним:
«Люблю этот мир!» – кричит твой слабоумный оппонент.
«Нет у тебя другого мира, чтобы выбирать, мой глупый», – сухо отвечаешь ты.
«Мне не требуется другого мира, чтобы любить этот! Любовь не требует сравнения!»
«Да, наверное. И пёс бы с тобой; заметь, когда будешь изнасилован миром, будешь несчастлив, не кричи, что ты разлюбил этот мир».
Этот придурок взрослеет, вернее вырастает, и всё равно благоговеет ко всему на свете, благоговеет ВСЕМ на свете, оборудывает своё пристанище портретами тиранов и иезуитов, и восклицает:
«Как же мне хорошо. Я живу правильно. Рекомендую, супер, попробуй!»
Тебе приходиться отвечать грубо, громко, немного выйдя из себя. Любой сразу смог бы понять, что ты неправ, ведь каждый второй в наше время психолог, а ты агрессивен – и это, верно, не в твою пользу. КАЖДЫЙ ВТОРОЙ ЗНАЕТ, ЧТО ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПРАВ, ВСЕГДА СПОКОЕН. В конце ты произнёс:
«Всё-таки не для всех эта вещь – рождение».
А аргументов у тебя более нет. Что ему противопоставить? Чем пробить непробиваемое?
«Ты точно не прав! – продолжает он. – Ты должен ценить хотя бы то, что ты проснулся. Ценить ради тех, кто дал тебе жизнь, если не хочешь ради них, то ради самой жизни, ибо сама жизнь – уже великий выигрыш, великое событие! Жизнь – это дар!»
«У меня всего лишь два варианта: либо, если твоё рождение – событие, то моё рождение – это ошибка; либо, если моё рождение хоть что-то значит, то ты в этом мире точно лишний, – говоришь ты. – Я не должен находиться в одном мире с таким, как ты».