Далекий светлый терем (сборник)
Шрифт:
Регина с места не сдвинулась, продолжала беспощадно:
– А на место Курбата возьмет… тебя. Ты первым перебежал на его сторону. Первым лизнул, вместо того чтобы укусить, как договорились.
– Что ты говоришь! – возмутился он, но внезапно ощутил, что сама мысль о месте заместителя заведующего кафедрой приятна. И оклад намного выше, и положение, и вообще… А ведь и в самом деле Коробов выживет Курбата как пить дать. Да Курбат и сам уйдет, не смирится с обидой. Его место опустеет…
Она пристально смотрела ему в глаза. Ее взгляд проник глубоко, и он ощутил, что она знает больше,
Она пошарила позади себя, ее пальцы легли на ручку двери.
– Я понимаю тебя, – сказала она мертвым голосом. – Что я за женщина, если бы не понимала?.. Будь здоров, Сергей. Мы, женщины, ищем сильных, но сильных не любой ценой. Прощай.
– Регина!
– Когда сможешь перебороть свое… свой инстинкт выживания любой ценой – позови. Я приду. Конечно, если еще буду свободна.
– Регина, не уходи!
– Прощай.
Она толкнула дверь, на миг оглянулась: он увидел бледное лицо с расширенными страдальческими глазами, и дверь захлопнулась. Негромко простучали, быстро затихая, ее каблучки.
Он, враз отупев, без единой мысли, совершенно опустошенный постоял посреди комнаты, потом деревянными шагами подошел к окну. Через несколько минут далеко внизу едва слышно хлопнула дверь, из подъезда как выстрелило женскую фигурку в голубых джинсах.
Сквозь двойное стекло она растушевалась, приобрела прозрачность, и, когда выбежала и понеслась вниз, ему показалось, что она скользит как облачко.
Острая боль внезапно взрезала сердце. Он задохнулся, схватил ртом воздух. Уходит! УХОДИТ!
В отчаянии, не замечая страх и будущую боль, он с силой ударил ладонью в стекло. Остро лязгнуло, как алмазы сверкнули осколки. Он просадил оба стекла насквозь и высунулся из окна в обрамлении длинных и узких, как изогнутые ножи, кусков стекла.
– Регина! – закричал он.
Она не обернулась, только еще больше ускорила шаг.
– Регина! – закричал он в смертной тоске. – Регина!
Она уже исчезала на той стороне, когда он закричал изо всех сил:
– Регина!.. Это случилось!..
Она оглянулась, он едва видел ее тоненький силуэт на фоне темных деревьев. Остановилась, помедлила, потом изо всех сил помчалась обратно.
А он все держал руку на весу, вытянув далеко на улицу. Густая темно-вишневая кровь бежала по пальцам, капли срывались часто-часто, словно спешили перегнать друг друга, а он вытягивал руку как свое знамя, как победу над собой, как доказательство, что он – человек, а не тварь дрожащая, она уже видела его потрясенное и счастливое лицо, кровь на лбу, которую он счастливо не замечал, а из рассеченной ладони кровь все струилась и струилась…
…И совершенно не хотела останавливаться.
Ахилл
Агамемнон в изумлении смотрел на спрыгнувшего с борта корабля вождя тавроскифов. Архонт россов был необычен в своей яростной мужской красе. С бритой головы свисал длинный пышный клок белокурых волос, в левом ухе блестела крупная золотая серьга. Грудь у него была широка и выпукла, словно он надел под накидку свои божественные доспехи.
В суровой душе Агамемнона проснулся страх, когда вождь россов пошел к нему. Закованный в броню гигант нес шлем в руке, и ветер трепал его светлые волосы, словно бы вымытые в растопленном золоте. Ростом он был выше самого рослого из ахейцев, руки огромные и толстые, а ладони широки, словно корабельные весла.
Агамемнон задрал голову, чтобы смотреть в лицо князя. «Владыка Зевс, – мелькнула мысль, – неужели на Земле еще есть такие люди? Или в стране гипербореев полубоги рождаются по-прежнему?»
Он дрогнул в ужасе, наткнувшись на взгляд архонта союзного войска. Глаза у того были необычные, таких не встречал в Элладе. Огромные, ярко-синие, словно бы нещадное небо просвечивало сквозь череп, да и волосы цвета солнца горели непривычно в мире черноволосых ахейцев, которые за сотни лет жизни в Аттике потемнели быстро.
«Полубог, – понял Агамемнон. – Гиперборейский полубог… Они там своих героев называют богатырями, ибо их народ происходит от солнечного бога, «Дажьбожови внуци»… В Элладе же почти не осталось героев, ибо старшие: Сизиф, Тантал – пали в битвах с самими богами, средние – Геракл, Персей, Беллерофонт, измельчав, пали, очистив землю от чудовищ, а самые младшие и самые слабые – истребляют друг друга в подобных войнах, они уже и не помыслят о схватке с богами или чудовищами…»
– Приветствую тебя, великий вождь, – сказал гигант дружески, опуская длинные титулы Агамемнона. – Приветствую и все ахейское войско!
– Слава и тебе, Ахилл, – сказал Агамемнон, нахмурясь, – походный князь мирмидонян!
Ахилл потемнел. Тцар Микен, верховный вождь похода на Трою, не преминул уколоть, указав, что он, Ахилл, всего лишь на время похода князь, а там, на Днепре, остался истинный князь, воцарившийся после того, как его, Ахилла, изгнали за крутой и неуступчивый нрав.
– Слава тебе и твоим воинам, князь, – сказал торопливо Одиссей.
Они по-братски обнялись. С кораблей по качающимся мостикам сбегали мирмидоняне, выстраивались. Ахейцы смотрели на них с тревогой и надеждой. Мирмидоняне, или россы, как они себя называли, были рослые, могучие воины, все как один в черных доспехах, закрывающих тело. Этим доспехам приписывались магические свойства, их не могли пробить своим оружием даже самые сильные и свирепые из ахейцев или троянцев.
Тысячу отборнейших воинов привел тавроскифский архонт! Поход против зловредной Трои, что как бельмо засела на берегу Дарданелльского пролива, нависая над «хлебным путем», был просто невозможен без помощи тавроскифов. Правда, Троя, угрожая обречь Элладу на голод, тем самым вредила и мирмидонянам, ибо скифы-пахари богатели на продаже хлеба ахейцам, в стране которых он почти никогда не родил. В прошлом году Троя, угрожая перекрыть хлебный путь, в два раза увеличила пошлины на проходящие через пролив корабли, что больно ударило по Элладе и вызвало раздражение у страшных в своей мощи тавроскифских архонтов.