Дальневосточная республика. От идеи до ликвидации
Шрифт:
Инициатива написать историю ДВР принадлежала партизанскому командиру-большевику Дмитрию Самойловичу Шилову, стремившемуся собрать материалы по революционному периоду. Но партийная бюрократия вскоре перехватила проект. В октябре 1922 года Миней Израилевич Губельман (Емельян Михайлович Ярославский), один из главных большевистских пропагандистов, возглавил организованный в Чите Дальистпарт (Дальневосточную комиссию по истории Октябрьской революции и Российской коммунистической партии на Дальнем Востоке при Дальневосточном бюро ЦК РКП(б)) [38] . Дальистпартовская версия истории ДВР, опирающаяся на трехтомный сборник мемуаров и документов, а также ранняя монография Петра Семеновича Парфёнова (включавшая в себя и его собственные воспоминания в качестве большевистского функционера, работавшего в ДВР) находились под сильным влиянием идеологии большевизма, но вместе с тем изображали абсолютный хаос региональных политических комбинаций, совершенно не указывавший на существование у большевиков какого бы то ни было последовательного плана в отношении республики. Нарративы 1920-х годов подчеркивали роль трудящихся ДВР в защите региона от японского империализма. Новый конфликт с Японией, назревавший в 1930-е годы, привел к публикации документов, связанных с историей ДВР, с яростным антиимпериалистическим предисловием Исаака Израилевича Минца. Хотя этот текст цитировал мнение Владимира Ильича Ленина о необходимости ДВР, он не упоминал ни о каких конкретных создателях республики – важнее всего была деятельность дальневосточного пролетариата и трудящихся [39] .
38
Шельдшев Е. М. Очерки истории исторической науки на Дальнем Востоке: Дальистпарт и его деятельность в 20-е – 30-е гг. Хабаровск: Изд-во ХГТУ.
39
Дальистпарт: Сб. материалов по истории революционного
После репрессий 1930-х годов, жертвами которых стали Краснощёков, Парфёнов и другие большевистские деятели ДВР, советская историография продолжала подчеркивать антиимпериалистические черты истории Дальневосточной республики, добавив в 1950-е годы критику «американской агрессии» на советском Дальнем Востоке. В 1956 году Краснощёков, Парфёнов и другие были реабилитированы, и в 1950–1960-е годы появился новый корпус исторических исследований, вернувшийся к деятельности прежде замалчиваемых большевистских деятелей и к анализу ДВР как государственного образования. Особенности новой версии официального нарратива, появившейся в 1970-е годы, видны при сравнении первого и второго изданий мемуаров премьер-министра ДВР Петра Михайловича Никифорова, которые отличались в своих оценках роли партийного руководства и лично Ленина в создании ДВР. В издании 1963 года Никифоров сообщал, что политику создания формально демократического государства «ощупью намечали и проводили не без срывов приморские [а не забайкальские] коммунисты», хотя и указывал, что «отчетливо» она была сформулирована Лениным. В издании 1974 года, опубликованном после смерти Никифорова, уже сам Ленин выступил с идеей создания на Дальнем Востоке буферного государства [40] .
40
Никифоров П. М. Записки премьера ДВР: победа ленинской политики в борьбе с интервенцией на Дальнем Востоке, 1917–1922 гг. / Под ред. В. Г. Антонова. М.: Госполитиздат, 1963. С. 176; Никифоров П. М. Записки премьера ДВР: победа ленинской политики в борьбе с интервенцией на Дальнем Востоке, 1917–1922 гг. 2-е изд. / Под ред. Н. Р. Андрухова, В. И. Слуянова. М.: Госполитиздат, 1974. С. 115. Краткий обзор советской историографии см.: Ципкин Ю. Н., Орнацкая Т. А. Внешняя политика Дальневосточной республики, 1920–1922 гг. Хабаровск: Хабаровский краевой краеведческий музей им. Н. И. Гродекова, 2008. С. 8–10.
Официальная точка зрения, подчеркивавшая роль Ленина как создателя Дальневосточной республики, господствовала в советской историографии начиная с 1970-х годов и оказала влияние на современных российских и иностранных исследователей [41] . Начиная с 1990-х годов В. В. Сонин, Ю. Н. Ципкин, Т. А. Орнацкая, В. Г. Кокоулин, а также Б. И. Мухачёв, М. И. Светачёв и другие авторы тома «Истории Дальнего Востока России», посвященного революции и Гражданской войне, внесли существенный вклад в восстановление исторического контекста и главных событий, связанных с созданием и ликвидацией ДВР. Тем не менее они были склонны поддерживать позднесоветскую официальную интерпретацию ДВР, считали республику не чем иным, как блистательно осуществленной геополитической аферой, марионеточным «буферным государством», придуманным в Москве, чтобы удержать регион под властью России, и подчеркивали внимание большевиков к российским национальным интересам. Б'oльшая часть позднесоветской историографии и значительная часть постсоветской историографии исходили из способности большевистского руководства планировать «правильный» курс действий, который в действительности был реконструирован ретроспективно и опирался на марксистско-ленинское утверждение о том, что Октябрьская революция 1917 года была неизбежной [42] .
41
Smele J. D. The «Russian» Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World. London: Hurst & Company, 2015. Р. 221, 347–348.
42
Кокоулин В. Г. Политические партии в борьбе за власть в Забайкалье и на Дальнем Востоке, октябрь 1917 – ноябрь 1922 гг. Новосибирск: Новосибирский гос. ун-т, 2002. С. 118–119; История Дальнего Востока России от эпохи первобытного общества до конца XX века / Отв. ред. Б. И. Мухачев. Владивосток: Дальнаука, 2003. Т. 3. Кн. 1. Дальний Восток России в период революции 1917 года и гражданской войны. С. 363–367; Сонин В. В. Становление Дальневосточной республики, 1920–1922. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1990. С. 4–6; Ципкин Ю. Н., Орнацкая Т. А. Внешняя политика Дальневосточной республики. С. 5–6; Ципкин Ю. Н. Гражданская война на Дальнем Востоке России: формирование антибольшевистских режимов и их крушение, 1917–1922 гг. 3-е изд. Хабаровск: Хабаровский краевой музей им. Н. И. Гродекова, 2012. С. 240–241.
Несмотря на доступность мемуаров Никифорова (в первом издании) и множество документов, находившихся в распоряжении советских ученых, Сонин указывал на наличие у Москвы контроля над событиями в регионе и не уделял достаточно внимания соперничеству между различными группами большевиков. Он утверждал, что в первой половине 1920 года «В. И. Ленин и ЦК РКП(б) наметили новый план буферного строительства», которое якобы должно было осуществляться с двух противоположных концов российского Дальнего Востока – из Владивостока на востоке и Верхнеудинска на западе [43] . Это утверждение, впервые появившееся в учебнике 1974 года [44] и повторенное еще одним автором в книге 1985 года [45] , не подтверждается историческими источниками, в том числе и теми, которые стали доступны после крушения Советского Союза.
43
Сонин В. В. Становление Дальневосточной республики. С. 15.
44
Сонин В. В., Исаева Т. С. Государство и право Дальневосточной республики; государственный строй ДВР. Владивосток: Изд-во Дальневост. ун-та, 1974. С. 4, 7.
45
Щагин Е. М. В. И. Ленин и создание Дальневосточной республики // В. И. Ленин и Дальневосточная республика: Сб. научных трудов / Под ред. А. И. Крушанова. Владивосток: ДВНЦ АН СССР, 1985. С. 22.
А. А. Азаренков отверг подобный взгляд на создание ДВР, наглядно показав, что между московским руководством и владивостокскими большевиками практически не было координации, а четкого проекта ДВР не существовало до самого августа 1920 года [46] . В своих двух монографиях [47] Азаренков подверг пересмотру историю создания и ликвидации Дальневосточной республики, поставив под вопрос то, что многие принимали за данность, – большевистское руководство и единство партии. Он предложил сбалансированный анализ создания ДВР с включением небольшевистских акторов не как антагонистов в «неизбежном» ходе событий, а как соавторов республики, которая была не столько большевистским планом, сколько результатом политического кризиса и компромиссов.
46
Азаренков А. А. «Демократический компромисс»: идея «буфера» на Дальнем Востоке в планах и тактике политических сил – участников гражданской войны в России, январь 1920 – январь 1921 гг. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КПГУ, 2001. С. 46–47.
47
Азаренков А. А. Политическая модель Дальневосточной республики: механизм функционирования институтов власти «буферного» государства, 1920–1922 гг. Комсомольск-на-Амуре: Изд-во КПГУ, 2001.
Действительно, исторические источники доказывают, что, хотя Ленин в 1920 году дал свою санкцию на предложение Краснощёкова и других сибирских большевиков о создании Дальневосточной республики, московское руководство было очень плохо осведомлено о положении дел в ДВР, по крайней мере до весны 1922 года. Создание ДВР стало результатом не последовательного плана, разработанного в Москве, а политики Краснощёкова и прямых вооруженных столкновений с японцами. У Краснощёкова были конкретные планы на будущее Дальнего Востока, которые он попытался осуществить уже в 1917–1918 годы, и вплоть до лета 1921 года он вел независимую политику, хотя и находился в контакте с советским наркомом иностранных дел Григорием Васильевичем Чичериным. Планы Краснощёкова шли гораздо дальше вывода японских войск: он желал создать дальневосточное государство, которое было бы связано с Советской Россией, но сохранило бы автономию как во внутренних, так и во внешних делах, став центром революционной деятельности в Восточной Азии [48] .
48
Дальневосточная политика Советской России, 1920–1922 гг.^ Сб. документов Сиббюро ЦК РКП(б) и Сибревкома / Под ред. В. С. Познанского, М. П. Малышевой. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1996. С. 265, 337.
Тем
49
Debo R. K. Survival and Consolidation: The Foreign Policy of Soviet Russia, 1918–1921. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1992. P. 374–399; Smith S. B. Captives of Revolution: The Socialist Revolutionaries and the Bolshevik Dictatorship, 1918–1923. Pittsburgh, PA: University of Pittsburgh Press, 2011. P. 213–214.
50
Dukes P. The USA in the Making of the USSR: The Washington Conference, 1921–1922, and «Uninvited Russia». London: RoutledgeCurzon, 2014. P. 93–99.
51
After Empire: Multiethnic Societies and Nation-Building: The Soviet Union and the Russian, Ottoman, and Habsburg Empires / Eds. K. Barkey, М. Von Hagen. Boulder, CO: Westview Press, 1997; Russian Empire: Space, People, Power, 1700–1930 / Eds. J. Burbank, М. Von Hagen, А. Remnev. Bloomington, IN: Indiana University Press, 2007; Khalid A. Making Uzbekistan: Nation, Empire, and Revolution in the Early USSR. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2015; Martin T. The Affirmative Action Empire: Nations and Nationalism in the Soviet Union, 1923–1939. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001 (см. русск. перевод: Мартин Т. Империя положительной деятельности. Нации и национализм в СССР, 1923-1939. М., 2011); Steinwedel Ch. R. Threads of Empire: Loyalty and Tsarist Authority in Bashkiria, 1552–1917. Bloomington, IN: Indiana University Press, 2016; Suny R. G. The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union. Stanford, CA: Stanford University Press, 1993; всесторонний обзор «имперского поворота» см.: Sunderland W. The USSR as a Multinational State from the Revolution to the Death of Stalin: Western Scholarship since 1991 // Vestnik of Saint Petersburg University. 2016. History. № 4. Р. 142–158.
52
Pipes R. The Formation of the Soviet Union. P. vii.
Хотя дальневосточный регионализм XIX–XX веков привлек некоторое внимание ученых, он остается куда менее изученным, чем сибирское областничество, от которого он произошел. За исключением двух сборников статей, обращавшихся к истории переселенцев [53] , а также монографии Джона К. Чана о корейских жителях региона [54] , прежние работы, посвященные российскому Дальнему Востоку, как правило, ставили во главу угла государство, а не местных действующих лиц или не рассматривали подробно дальневосточные регионалистские проекты.
53
Peopling the Russian Periphery: Borderland Colonization in Eurasian History / Еds. N. Breyfogle, А. Schrader, W. Sunderland. London: Routledge, 2007; Rediscovering Russia in Asia: Siberia and the Russian Far East / Еds. S. Kotkin, D. Wolff. Armonk, NY: M. E. Sharpe, 1995.
54
Chang J. K. Burnt by the Sun: The Koreans of the Russian Far East. Honolulu: University of Hawaii Press, 2016.
Первый период имперской трансформации, между революциями 1905–1907 и 1917 годов, на Дальнем Востоке и в других частях империи, по-прежнему слабо освещен в исторической литературе [55] . Второй период имперской трансформации, между Февральской революцией 1917 года и созданием Советского Союза в 1922 году, изучен лучше; все больше исследований обращаются к региональной специфике социальных и политических перемен, выходя за пределы изучения элит [56] . Вместе с тем большинство работ, посвященных Гражданской войне [57] и интервенции стран Антанты в Северной Азии [58] , либо заканчиваются событиями 1920–1921 годов, либо не обращают внимания на российский Дальний Восток. Единственное исключение – труд Кэнфилда Ф. Смита [59] , региональная история, основанная главным образом на опубликованных источниках.
55
Дамешек И. Л., Дамешек Л. М., Зиновьев В. П., Ремнёв А. В., Суворова Н. Г., Шахеров В. П., Шиловский М. В. Сибирь в составе Российской империи; Ремнёв А. В. Россия Дальнего Востока: имперская география власти; Remnev A. Siberia and the Russian Far East in the Imperial Geography of Power // Russian Empire: Space, People, Power. Р. 425–454; Stephan J. J. The Russian Far East; Von Hagen M. Federalisms and Pan-Movements.
56
Например: Badcock S. Politics and the People in Revolutionary Russia: A Provincial History. Cambridge: Cambridge University Press, 2010; Russia’s Home Front in War and Revolution, 1914–1922 / Eds. S. Badcock, L. G. Novikova, А. В. Retish. Bloomington, IN: Slavica, 2015. Book 1. Russia’s Revolution in Regional Perspective; Holquist P. Making War, Forging Revolution: Russia’s Continuum of Crisis; Penter T. Odessa 1917: Revolution an der Peripherie. K"oln: B"ohlau Verlag, 2000.
57
Например: Bisher J. White Terror: Cossack Warlords of the Trans-Siberian. London: Routledge, 2005; Pereira N. G. O. White Siberia: The Politics of Civil War. Montreal: McGill-Queen’s University Press, 1996; Smele J. D. The «Russian» Civil Wars.
58
Например: Moffat I. C. D. The Allied Intervention in Russia, 1918–1920: The Diplomacy of Chaos. Houndsmills: Palgrave Macmillan, 2015; самая полная на сегодняшний день история японской интервенции см.: Hara T. Shiberia Shuppei: Kakumei to Kansho 1917–1921 [Сибирская экспедиция: революция и интервенция, 1917–1921 гг.]. Tokyo: Chikuma shobo, 1989.
59
Smith C. F. Vladivostok under Red and White Rule: Revolution and Counterrevolution in the Russian Far East, 1920–1922. Seattle: University of Washington Press, 1975.
Дискурсы национализма и регионализма повлияли не только на проекты независимых или автономных образований на российском Дальнем Востоке, но и на само формирование имперского и постимперского региона в 1905–1922 годах. Тем не менее вопреки точке зрения Стефана, который возводит «последовательную региональную идентичность» к административному объединению Приамурского генерал-губернаторства в 1884 году и к экспансии в Китай в 1896 году, в результате которой интересы империи и региона начали противоречить друг другу [60] , настоящая книга утверждает, что главной основой коллективных действий был не дальневосточный регионализм, не идея отдельной региональной политической общности, существование которой подразумевали интеллектуалы и бизнес-элиты региона, а скорее региональная версия русского или российского национализма, включавшая регион в более широкое сообщество русских или россиян [61] .
60
Stephan J. J. The Russian Far East. P. 2, 93–98.
61
Levinger M., Lytle P. F. Myth and Mobilisation: The Triadic Structure of Nationalist Rhetoric // Nations and Nationalism. 2001. № 7 (2). Р. 175–194.