Шрифт:
В ноябре рассветает к одиннадцати, смеркается к трём.
Скоро уже у Красной пристани и на Кузнечихе засверлят лунки – на ершей, сорожку.
День короток, со смены в клуб бегу. Дядька машет калечной рукой, завидев: народу набилось, место у входа держит. Вьётся
– Что там? – задыхаюсь.
– Окружают, – скалится он сквозь дым.
…
Живём справно, грех жаловаться: в лесу – красноголовик, на Мхах – морошка, крупы, картошки не считаем, электричество на час каждый вечер – редко пропустят.
Дядька – бригадиром в потребкооперации на левом берегу. Уважают его сильно: «За Илью себя положим», – говорят. Вагон со спиртом под надзором экспедиторским разгружают – проценты бригаде, бой железной дороге. А новичку он и ватник под ящик подложит, и как другому мешок на плечи налить покажет.
Придёт вечером, на кухне фыркает: моется. Сядет за стол – несу графин да уху. На шум сосед выйдет: старый он, восемьдесят пятого. Спорят часто.
Рядом устроюсь, ноги подожму, слушаю.
– Да фотографий этих, – горячится дед Семён, – полный интернет был. И в рюшках, и в слюнявчиках, в фейсбуке, ватсапе, бог знает где ещё!
– Бог – знает, – улыбается в ответ Илья. – А только у нас в тридцатых уже ребятишек до года не то что снимать, срисовывать не давали. А где и вовсе зеркало малышу не казали.
Так и не сойдутся, отправятся спать на полуслове.
…
Утро гудком позовёт, так я привычная. Щепы наколоть, кашу на завтрак затеять. И на смену бегом.
В цехе бесконечно крутятся сушильные барабаны, накалываются штабельные карточки.
– Зольность один и три! – крякает мастер. Молотковые мельницы принимают опилки. Будем с премией.
Полдникаем чаем с беляшом, моем косточки лаборантам. Их у нас по брони двое: хлипкие, мало на что по мужскому делу годные.
– Такого рядом положу да задавлю спросонок, – хохочет Нинка Рожкова, напарница моя: кость широкая, кровь с молоком.
Отпрашиваюсь на час раньше, на почту забежать. Выстаиваю молчаливую очередь и за два человека до окошка налетаю на мель в глазах сортировщицы Нади.
– Вы проходите вперёд, – говорю женщине позади, – я не буду стоять, после зайду.
К шести на Воскресенскую в клуб поспеваю. Народу поменьше сегодня, места на скамейках проплешинами. Дядьку не вижу: верно состав с цинком достался, а пацаны напороли и теперь габарит чистят.
Экран оживает, встаём, льётся гимн: иные лишь губами шевелят, я – в полный голос.
Новости с рубежей всегда похожи. Ловлю себя на том, что почти не слушаю, а только смотрю на лица наших ребят – бравых, ладных в этих синих кителях с двумя рядами золотистых пуговиц.
Конец ознакомительного фрагмента.