Дама чужого сердца
Шрифт:
– Мадам, – прохрипела гувернантка, – мадам! Митьа! Митьа умирать!
Сердюков только краем глаза успел заметить некое движение, а затем последовал звук падающего тела.
Глава седьмая
Зима 1913 года
В доме промышленника Крупенина все было пропитано надвигающимся неизбежным горем. Прислуга суетилась и металась по комнатам. Когда Сердюков, Юлия Соломоновна и мисс Томпсон примчались, не чуя под собой ног, то застали хозяина дома в отчаянном положении и величайшем нервном возбуждении. Крупенин, высокий, статный и крепкий мужчина средних
– И где, где вы изволите быть, когда ваш ребенок погибает? Третьего дня на встрече с публикой, а теперь что? Что нынче?
– Савва Нилович, то есть моя вина, – выпорхнула вперед мисс Томпсон, – я увезла мадам, всего на полчаса, я дать знать горничной, где будьем…
– Моя жена не нуждается в толкователях и переводчиках ее действий! – взревел Крупенин. – Ступайте, мисс Томпсон, возьмите Сусанну и приготовьте к прощанию с Митей.
Мисс Томпсон исчезла. Юлия глотала воздух широко раскрытым ртом, но муж не желал видеть того, что ей нехорошо. Он сам был в состоянии, близком к потере рассудка, поэтому не сразу заметил перед собой человека в офицерском полицейском мундире.
– Вы кто, что вам-то надобно?
Но не успел выслушать ответа. Из детской скорыми мелкими шагами вышел невысокий усталый доктор.
– Господа, Савва Нилович, Юлия Соломоновна, судари мои, готовьтесь. Я бессилен, конец близко.
Он поспешно отодвинулся, так как несчастные родители, не разбирая дороги, цепляясь краями одежд за мебель, бросились к дитя. Дверь оставалась открытой, и Сердюков узрел душераздирающие картины, которые не всякий может вынести и пережить. Отец прижал к себе ребенка и исступленно его целовал, мать рвала к себе бездыханное тело, оглашая дом диким воем.
– Батенька мой! Голубчик! – доктор с тяжким вздохом вернулся в детскую. – Не целуйте его, родимый. Ведь заразно-то как, себя еще, не дай бог, погубите! Не поможете же ему, оставьте!
– За что, Господи! За что забираешь детей моих! – возопил Крупенин, потрясая телом сына. И вдруг он остановился, глаза его стали бешеные, безумные.
– Ты желала этого! Ведьма! Сбылись твои потаенные желания! Но Суссану я тебе не отдам. И моей смерти не дождешься!
– Савва! – Жена упала на колени и воздела руки.
Сердюков отшатнулся от открытой двери. Если бы он увидел подобное в театре, то решил бы, что автору изменил вкус и чувство меры. Но что же было думать в реальной жизни!
Доктор вышел из детской и опустился в изнеможении на диван.
– Полицейский следователь Сердюков, – представился Константин Митрофанович.
Доктор вздрогнул всем телом.
– Вы думаете, он ее убьет? – потом опомнился, приподнялся, назвался и снова устало опустился на прежнее место.
– Вы меня извините, но я не понял, вы тут зачем? – спросил доктор. – Вы ведь, кажется, с госпожой Крупениной прибыли-с?
– Да, она просила меня разобраться с некоторыми неприятностями в ее доме, но как я вижу, эти, с позволения сказать, неприятности зашли слишком далеко.
– Да уж, – протянул доктор. – Только вы, сударь, чем можете тут помочь? Против дифтерита еще не изобретена сыворотка.
– Вы меня просветите, пожалуйста, – попросил Сердюков. – Чтобы наверняка заразиться или принести заразу в дом, что необходимо?
Доктор от такой постановки вопроса чуть не подпрыгнул.
– Не удивляйтесь, я просто хочу понять, ежели госпожа Крупенина навещала больного ребенка, но не виделась и даже не заходила в комнату больного, могла ли болезнь перенестись и в ее дом?
– Все возможно. Только самый что ни на есть опасный путь – одному ребенку взять в рот, в руки предметы, игрушки, лакомства больного! Вряд ли Юлия Соломоновна принесла из дома больного и дала своему дитяте что-нибудь неподобающее, она образованная и разумная женщина.
– И на старуху бывает проруха, – философски заметил следователь.
Что ж, по всему выходило, что ему придется заняться таинственным злодеем, который принес Крупениным столь жестокие несчастья и страдания.
Между тем семейная драма развивалась по своему сценарию. Тихо, почти бесшумно прошла мисс Томпсон с единственным оставшимся ребенком Крупениных, старшей девочкой Сусанной. Белокурая девочка испуганно шмыгала носом и робела. Они скрылись за дверью детской. Через некоторое время вбежала и выбежала горничная, призванная звонком, привела швейцара, и вместе они вынесли бесчувственное тело хозяйки дома. Сусанна бежала рядом, рыдала и цеплялась за мать. Крупенин оставался у тела сына, не в силах перенести новую чудовищную утрату. Доктор пошел в спальню Юлии Соломоновны привести ее в чувство. Сердюков неуверенно топтался в гостиной, не имея возможности задать ни одного мало-мальского вопроса и чувствуя себя прескверно. Мог ли он предотвратить беду? Сразу поверить в страхи и предчувствия Юлии Соломоновны и тотчас же броситься в ее дом? Что бы тогда изменилось?
Опять-таки почти без звука появилась мисс Томпсон.
– Сударь? Могу я вам чем-то быть польезной? – Она выглядела подавленной, но вполне совладала с собой.
– Да, пожалуй, быть может… – полицейский потер переносицу длинным пальцем. – Вот что получается, ребенок заразился, тут нет ничего таинственного и необычайного. Мать навещала дом, где был такой больной. Скажите, могло ли все же получиться так, что предметы из дома больного оказались в вашем доме?
– Нет, это совершенно невозможно! Мадам ошень, ошень разумна и осторожна! Она не позволила мне идти с собой, так как я всегда с детьми. Нет, она не могла там ничего взять, да и к чему ей? Впрочьэм…
Мисс Томпсон нахмурилась, пытаясь что-то вспомнить или понять. Сердюков насторожился. В такие моменты он как гончая собака чувствовал возможность зацепки для следствия. Следствия? Эх, голубь ты мой, опять тебе досталось нечто несуразное! Но ведь еще можно отойти в сторону. Ничего не произошло. Дети погибли от естественных причин. Этот от дифтерита, младший сразу после родов. Но Сердюков не стал додумывать эту мысль, потому что мисс Томпсон встрепенулась и задумчиво произнесла:
– Есть странное обстоятельство, которое я не могу для себья обьяснить. Я говорила мадам, но она не поняла или не придала этому значения. Игрушка, расписная, для звуков, как это… – она забыла слово и, сложив губы дудочкой, негромко свистнула.