Дама с собачкой
Шрифт:
– Скотт, – я опустила голову, – понимаю твои мотивы, но… я не люблю Августа. Совсем. Жаль. Он прекрасный друг, может быть, я хотела бы иметь такого брата. Но как мужчину я не люблю его.
– А Макса любила? – В тоне Скотта не было и следа раздражения.
– Да. И сейчас люблю. Да, я вижу все его недостатки. Они не мешают мне любить его. Я не могу себя простить, я дура, я уперлась в свои какие-то беды, вообразила, что ничего не изменишь… а теперь поздно. Его уже не вернешь. Я даже не смогу сказать ему, что люблю. Как странно! Я ни разу не признавалась ему в любви. Для меня эти слова какие-то чужие, не могу их произнести.
– И почему ты думаешь, что любишь его?
– Потому что прощаю. Потому что злюсь, но тут же прощаю. Августу не прощаю ничего, ни единой мелочи. А Максу – все буквально. Когда любишь,
– А это смотря какая любовь. Я иногда спрашиваю себя: ну что ж я за чудовище такое, годами обиды помню. Первую жену так и не смог простить. И тридцать лет ждал, что она вернется. Она не пришла. Дочери четыре года не разрешал замуж выйти. С зятем как с врагом народа обращаюсь. А ведь у меня прекрасная дочь. И зять замечательный. Но вот ляпнул он мне однажды… Он-то забыл, пошутил неудачно, а я помню. Самому стыдно, а забыть не получается. Потому и взъелся, когда узнал, что моя дочь его любит. С Алистером как с чужим сколько лет. Таким сыном любой отец гордиться может. Я и горжусь, и все годы гордился. Да и Кейт его женщина мудрая. Мне ведь на самом деле безразличны все эти сословные предрассудки. Подумаешь, не нашего круга Кейт! А дело ведь было не в том, какая она. А в том, что он Марку, зятю моему, сказал, что женится, а мне – нет!.. А сколько лет мы с Памелой учились быть вместе? Я не понимал ее. Она меня понимала и прощала. Я придирался к каждому ее слову, каждому шагу. Я чудовище, которое поломало жизнь всем своим близким. Любой скажет: я никого не люблю. А беда-то в том, что люблю. Из-за любви и ломаю. Я за любого из них умру не задумываясь. Я без них сам себе не нужен. А прощать не умею. Скотти, брат Августа, доминиканец. Приходит ко мне каждую неделю и талдычит: человек без милосердия – животное. Надо учиться прощать. Я безумно рад его видеть, его тоже люблю, хоть он и католик, потому и терплю его нравоучения. И никогда не говорю, что вообще-то я умею прощать – тех, к кому равнодушен. Не затронул меня человек за сердце – я с легкостью его прощу. Искренне. Буду прекрасно относиться к нему, сквозь пальцы на недостатки смотреть. Все потому, что не люблю. А если к кому душой привяжусь – все. Я словно с сорванной кожей жить начинаю. Может, и ты такая же?
Я покачала головой:
– Скотт, я думаю, ты не чудовище. Ты очень хороший человек. Да все вы хорошие. Но вот так распорядилась судьба со мной. Я однолюб, наверное. Каким бы ни был Макс, а… вот так. И для других мужчин места в сердце уже не осталось. Умом я вижу все достоинства Августа. Уважаю его, восхищаюсь им. Но и только. Давай оставим эту тему?
– Давай, – легко согласился Скотт. – Сердцу все равно не прикажешь. Делла, ты только об одном не забывай: как бы жизнь ни сложилась, ты все равно наша. Макс мне внучатый племянник, как-никак близкий родственник. Не отказывайся от родства. И помни, что время лечит все, кроме морщин.
Я сглотнула слезы, но глаза были сухими.
– Спасибо, Скотт.
Он подошел, обнял меня, как дочь. Похлопал по спине:
– Иди, раз считаешь нужным. Когда найдешь могилу, сообщи мне. Я помогу с похоронами.
Маккинби укладывал вещи. Дверь открылась, в комнату зашел дед:
– Ты уезжаешь?
– Завтра вечером, – сквозь зубы бросил Маккинби. – На Саттанг.
– Думаешь, без тебя не справятся?
– Знаю. У меня заказ от царя. Не на Берга. Там сперли Великую Мэри – статую, которая сама по себе богиня.
– И ты решил заодно?..
– Не заодно. Когда на богом забытой планетке одновременно пропадают и баснословной ценности реликвия, и Максимиллиан ван ден Берг, я не верю в совпадения. Я верю в то, что неважно, кого искать: найдутся оба, и рядышком.
– Даже на свадьбу не останешься.
– Останусь. У меня рейс на Луну в полночь. Даже молодых проводить в путешествие успею. Потом – на Кларион.
– Странный маршрут для того, кто летит на Саттанг.
– Надо актеров посмотреть. Отец выбрал кого-то, я их еще не видел. А времени на самостоятельные поиски нет.
– Не понимаю?
Маккинби устало сел на кровать.
– Из Патрика царь получился как из говна пуля.
– Что за выражения?
– Оставь! Можно подумать, ты их не знаешь. Этот чудила не может даже пригласить меня на Саттанг по-людски.
Дед потер подбородок и хладнокровно сказал:
– Клеймор возьми.
– О боже! – вздохнул Маккинби. – Какая дурь…
– Куда же деваться, ты с дикарями общаться едешь. Они еще не знают такого слова – «компромисс». Тебе могут предложить ритуальный поединок. Да, там два-три чисто символических удара, но тебе ведь нельзя выходить с пистолетом или с голыми руками. Клейбэг тоже годится, но в таких случаях чем больше меч, тем лучше.
– Ну да, фаллический символ…
– Покажи им, что ты мужик покруче царя. Но вежливый, не нарываешься. Пусть они тебя зауважают.
Маккинби покивал, соглашаясь. Ему было уже все равно.
– Чем ты ухитрился обидеть Деллу?
– Тем, что дебил, – злобно ответил Маккинби. – Непроходимый тупица. Безнадежный кретин.
– А-а, – спокойно сказал дед. – Это у тебя наследственное. Я тоже не умею решать личные проблемы. И твой отец не умеет.
– Да ну? – Маккинби позволил себе сарказм.
– Конечно. Думаешь, это он добился брака с твоей матерью? Нет. Добилась твоя мать. И она уже представила дело так, что это была победа твоего отца. Учись у нее, она куда умней, чем кажется.
Маккинби снова вздохнул:
– Какая досада, что Берг помер.
– Да, это неприятно, – согласился дед.
– Ты не понял. Какая досада, что он успел сдохнуть до того, как его убил я.
Мелви Сатис вышла замуж за генерала Лайона Маккинби.
Свадьба стала полной неожиданностью почти для всех, кроме немногих доверенных лиц, которые знали о романе немолодого вдовца и хоббитки.
Мелви выходила замуж так, как делаем только мы, – в парадной форме. И я, ее подружка, стояла чуть позади в такой же. Ждать, пока мне ее выдадут, я не смогла, купила за свои деньги. Всю ночь сидела, подгоняла по фигуре.
Венчание в старинной церкви, традиционное шествие по узким улицам Пиблс: впереди белый баран с золочеными витыми рогами и копытцами, весь в бантах, с золотым колокольчиком на шее. Барана чесали и подстригали двое суток, чтобы выглядел опрятно, как с пасторальной картинки. Как положено, барашек был некастрированный и уже заявивший о себе качественным потомством. За бараном следовала коляска с молодыми, запряженная парой рыжих лохматых лошадок. Потом ехали шафер и подружка невесты, потом – банда волынщиков, потом – самые близкие родственники и друзья, потом – гости, которых непременно хотелось видеть на свадьбе.