Дамир. Любой ценой
Шрифт:
– Думаешь, поможет?
– Уверена! – восклицает мама.
Мы только успеваем завершить диалог, как раздаётся стук в дверь. Мама устремляет в мою сторону вопросительный взгляд, но я пожимаю плечами.
– Я открою, – спешу сказать прежде, чем мама встанет со стула.
Тревожные ощущения не покидают меня до последнего. Гостей мы не ждали, а соседи, прежде чем прийти, всегда звонят на мобильный. Так что, это кто-то чужой. Однозначно.
Я тянусь к замку, проворачиваю его против часовой стрелки дважды и распахиваю настежь дверь. Высокий, статный
– Диночка, здравствуй! – произносит низкий голос, так похожий на голос Дамира. – Извини, я без приглашения.
Я в ступоре. Молча киваю головой, пытаясь собраться с мыслями и произнести хоть одно слово. За спиной слышатся шаги. Мама! Я не успеваю отреагировать и захлопнуть дверь, как мама становится рядом со мной.
– Что ты здесь забыл? – спрашивает мама, не скрывая раздражения и удивления.
– Привет, Наташа. Я тоже рад тебя видеть.
– Рад? – ухмыляется мама, отталкивая меня в сторону, – а я не рада. Шагаев, уходи, чтобы я больше никогда тебя не видела.
Мама закрывает дверь прямо перед лицом Руслана, а я только сейчас замечаю, как у неё трясутся руки, губы. Она дрожит, как осенний лист на ветру, не иначе.
– Дина, не позволяй этому человеку видеться с Санькой! – мама хватает меня за руку чуть выше локтя, причиняя ощутимую боль.
– Ма, так нельзя.
– Можно, Дина! Можно. Как они с нами поступили, забыла? Они вытерли о нас ноги, растоптали! Хочешь, чтобы на Саньку обрушился гнев Шагаевой, а? Дина, – мама хватает меня за плечи и начинает трясти, что есть силы. – Очнись! Не совершай ту же ошибку, что и я.
Мама хочет сказать что-то ещё, но внезапно замолкает. Бледнеет с каждой секундой, становясь белой, как мел. Её шатает из одной стороны в другую, дыхание затрудняется. Я только успеваю спросить, что с ней происходит, как мама, не дав ответа, теряет сознание.
Глава 87 Дина
Руки дрожат. Ноги трясутся. Перед глазами всё кружит, плывёт. Минуту назад я узнала, что мамы больше нет и, кажется, сошла с ума.
Нет! Не верю.
Мама. Мамочка...
В горле стоит ком, я глотаю его снова и снова, но он не проходит.
Кто-то садится рядом со мной. Предлагает выпить стакан воды, и я тянусь к посудине, но, чёрт... Руки непослушные, пальцы дрожащие. Я роняю стакан, опрокидывая на себя его содержимое.
Плохо.
Задыхаюсь.
Умираю.
В груди колет тысячью иглами, не меньше.
Открываю рот, хватаю воздух, но надышаться не могу.
В сумке трещит мобильник, а я не реагирую. Чужая женщина, которая пыталась напоить меня водой, берёт из моих рук сумку, достаёт из неё телефон и принимает вызов:
– Третья городская. Да. Приезжайте, – произносит на эмоциях. – Конечно, я не оставлю её одну! Да. Я побуду рядом, пока не приедете вы.
С кем она говорила? Плевать.
Ведь... мамы больше нет!
Я зарываюсь лицом в ладонях и издаю страшный крик, совсем не человеческий!
Чужие руки обнимают меня за плечи. Незнакомая женщина такая добрая, милосердная. Она пытается разделить мою боль, помогает не натворить глупостей, удерживая меня на месте, а я... Так хочу к маме, моей единственной и родной.
Врачи не успели её спасти. Остановка сердца, летальный исход... До приезда скорой помощи я оказала маме первую помощь, но, чёрт! Этого было не избежать, как оказалось. Мама долго болела ишемической болезнью сердца, а пару лет назад перенесла инфаркт. Помимо этого, бронхиальная астма, гипертония, атеросклероз сосудов головного мозга. Господи, да она всегда принимала лекарства вместе с завтраком, обедом и ужином, но...
– Не мо-гу! – срывается с моих губ то ли всхлип, то ли крик.
Не знаю, сколько проходит времени, но я продолжаю сидеть на лавочке в коридоре больницы, будто приклеенная. Надо идти домой! Там остался Санька с Русланом. Умом я всё понимаю, но поделать ничего не могу. Когда умер папа, было очень больно, потом боженька забрал сыночка, и я чуть не умерла сама, а мамочка меня спасла, схватила за руку крепко-крепко и повела за собой, но теперь...
Что со мной будет теперь!?
Видимо, я становлюсь неадекватной, потому что в коридоре появляются медики и уводят меня в манипуляционный кабинет. Усаживают на стул, заставляют выставить перед собой руку, а затем перевязывают её жгутом.
Я ничего не чувствую. Проникновение иглы в вену подобно комариному укусу. Знаю, совсем скоро мне станет спокойнее. Меня накачают транквилизаторами, и я ненадолго перестану сходить с ума.
На ватных ногах выхожу в коридор. Меня обнимает за талию медсестра и провожает до самой лавочки. Я только успеваю сесть на лавочку, как передо мной появляется Давид. Он ничего не спрашивает, не говорит. Просто раскрывает объятия, и я льну к его груди, зарываясь лицом на плече.
Не сдержавшись, плачу. Много. Громко.
Кажется, слёзы никогда не закончатся. Душу рвёт на мелкие куски, и я протяжно мычу, закусив губу.
– Диночка, идём, – он говорит ласково и тихо. Гладит ладонью мой затылок, а губами покрывает макушку. – Идём, пожалуйста.
Я подчиняюсь. Позволяю Давиду увести меня из больницы, а потом, оказавшись на улице, усадить на сиденье своего мерседеса.
В воздухе зависает напряжённая тишина. Давид бросает в мою сторону волнительный взгляд, а затем сразу возвращает его на дорогу.
– Дин, где Санька? – спрашивает Давид, вырывая меня из прострации.
– Дома.
– С кем?
– С Русланом, – отвечаю равнодушным тоном.
Давид ничего не говорит. Просто увеличивает скорость автомобиля, и теперь мы едем очень быстро, но меня это не пугает.
* * *
У меня случается истерика, стоит переступить порог квартиры. Родные стены вызывают слишком много эмоций. Здесь всё напоминает о ней, моей самой дорогой и любимой мамочке.