Дань кровью
Шрифт:
Султан вызвал к себе санджакбега [9] Омера-пашу. Местный управитель, дрожа от страха, не зная, чем вызвано приглашение к повелителю, тотчас же явился. Как и положено по ритуалу, поцеловав падишаху ногу, обутую в красный сафьянный сапог, санджакбег поднялся, но спину разогнуть не посмел. Так, согбенный, он и выслушал речь султана.
— Родственник мой, санджакбег Адрианополя Матвей, сын отца жены моей Иоанны, просит военной помощи в весьма важном военном походе против врагов своих. Я не могу отказать ему в его просьбе, ибо мною движут родственные чувства, и решил тут же ответить ему. Сколько сейчас у тебя воинов под оружием?
9
Санджакбег —
Омер-паша понял, что нынешний визит к султану ничем опасным для него не грозит, и впервые осмелился выпрямить спину.
— Около одной тысячи сабель, мой великий падишах, — ответил санджакбег.
— Срочно собери их всех здесь, в Абиде, по пять своих всадников перемешай с сотней акинджиев и сам во главе этого войска отправляйся в Адрианополь к Кантакузину и делай все, что он тебе прикажет.
— Слово падишаха — закон для его верноподданных, — покорно склонил голову Омер-паша.
— Теперь ступай и через два дня можешь отправляться в путь. — Орхан поднялся, санджакбег упал перед ним на колени и снова поцеловал загнутый кверху носок его красного сафьянного сапога.
Когда всадники регулярного войска Омера-паши были перемешаны с отрядами акинджиев — нерегулярной конницы, собиравшейся лишь при необходимости военного похода, которых султан обычно выпускал перед битвой для наведения страха на жителей и которые обладали необузданным нравом и не признавали никакой дисциплины, — были позваны посланцы Кантакузина, дабы указывали путь к его владениям. Таким образом, все это ловко сымпровизированное султаном войско бодро двинулось в путь, подстегиваемое надеждой на скорую наживу.
Однако, когда это войско увидел в предместьях Адрианополя Матвей Кантакузин, он ему совсем не обрадовался, так как до конца срока, им же самим назначенного, оставалось еще целых двенадцать дней. Но делать было нечего, ибо отступать от намеченного — не в правилах Кантакузина. Снова гонцы из Адрианополя поскакали во все концы Матвеевых владений, чтобы поторопить со сбором войска, но отовсюду следовал один ответ: раньше прийти не сможем, будем в точно назначенное время.
Время же для Кантакузина было дороже золота. С первого взгляда он оценил войско, присланное ему Орханом. Удерживать его от грабежа было очень трудно, а о том, чтобы держать его в Адрианополе целых десять дней до тех пор, пока не соберется его собственное войско, не могло быть и речи: турки просто-напросто перестали бы ему повиноваться и начали грабить его собственную землю. Тем более что сделать это сейчас было не так уж и трудно — большинство крестьян работало в поле и оборонять поселения было практически некому. Самым лучшим выходом для Кантакузина было сейчас же двинуться в поход с теми силами, что на данный момент находились в его распоряжении. Спешно собрав в окрестных поселениях несколько сот вооруженных крестьян, мирно трудившихся на своих полях, присоединив к ним свою личную гвардию в пятьсот всадников, он вызвал к себе всех стратигов-воевод, в том числе и Омера-пашу с командиром акинджиев.
— Ситуация сейчас такова, что мы должны выступить в поход против наших заклятых врагов Неманичей, — Кантакузин счел необходимым открыть туркам свои планы, чтобы они знали, для какого предприятия их сюда прислали, и хотя бы таким образом сделать их более управляемыми. — Ежели мы нынче упустим свой шанс, то нам никогда больше не удастся вернуть себе земли Великой Римской империи. В Серрской области существует заговор против королевы [10] Елены, во главе которого стоит драмский господин, кесарь Воихна, и другая сербская властела. Кесарю я уже послал гонца с известием, что выступаю в поход со своим войском. Воихна нас будет ждать со своим отрядом под Серрами. Вместе с ним мы легко возьмем этот город, так как его архонт, воевода Углеша, тоже состоит в заговоре. Серры и должны стать нашей точкой опоры в дальнейшем продвижении на запад. Поэтому я хотел бы попросить тебя, уважаемый Омер-паша, удерживать своих подчиненных
10
Византийцы никогда не признавали за Душаном титул императора. Таким титулом мог обладать только один монарх — тот, который сидел на константинопольском троне.
Услужливый, но хитрый санджакбег покорно склонил голову и тут же взглянул на своих воевод-баши.
— Воля достославного падишаха является законом для всех нас, его рабов и слуг. Когда падишах посылал меня к тебе, он сказал: «Смотри, Омер-паша, слушайся приказаний Кантакузина, как моих собственных», — санджакбег, явно чего-то ожидая, покорно взглянул на Матвея. — Раз ты хочешь, чтобы было так, как ты хочешь, так и будет. Тем паче, что ты обещаешь отдать в наше распоряжение всю Серрскую область и к тому же за немалое вознаграждение.
Кантакузин понял слишком прозрачный намек, и вскоре туго набитый кошель оказался в руках санджакбега.
Это было вечером. А рано утром следующего дня пятитысячное войско Матвея Кантакузина тронулось в путь, оставляя за собой столбы пыли и радостные лица жителей, которые тем самым избавлялись от незваных и непрошеных гостей.
Однако гонец Кантакузина, прискакавший в Драму, не застал кесаря дома, так как тот, пытаясь собрать вокруг себя как можно большее число властелы, в это самое время гостил на севере области у господина Гргура Обрадовича. Заручившись поддержкой последнего, Воихна со своим отрядом в сорок дружинников, одетых в легкие латы всадников, скакал по дороге, ведущей в Серры. Июньское солнце нещадно жгло землю, и, если бы не прохладный ветер, дувший с запада, тяжело бы пришлось и кесарю, и его свите. Впрочем, им и так было нелегко.
— Хоть бы какая тучка закрыла это проклятое солнце, — тяжело пыхтел скакавший рядом с Воихной его конюший и оруженосец Драгомир.
— Да, я бы не прочь сейчас и под дождем помокнуть, лишь бы стряхнуть с себя всю эту пыль неизвестности, — согласился с конюшим Воихна, вкладывая, однако, в эту фразу свой смысл. — Скоро будет еще жарче.
— Скорей бы уж, — противореча себе, но в полном согласии с мыслями своего господина произнес Драгомир.
— Вправо, вон, буковая роща. Может, свернем? Не мешало бы отдохнуть, — послышались голоса уставших всадников.
— Кто это там посмел поучать своего господина? — недовольно спросил Воихна, оглянувшись назад. Однако на раскрасневшихся, вспотевших от езды под палящим солнцем лицах он не заметил ничего, кроме усталости.
— Сворачивай! — приказал он Драгомиру и сам первый окунулся в спасительную прохладу зеленой рощи.
Но не успели еще всадники спешиться и расположиться на отдых, как вдали на дороге опять заклубилась пыль, золотясь в солнечных лучах до самого неба. Воихна тут же снова вскочил в седло. Воины сделали то же самое, приготовив к бою по молчаливой команде Драгомира луки и самострелы. Топот коней стремительно приближался, и вскоре уже по шуму, издаваемому копытами, можно было определить, что скакал отряд в несколько тысяч всадников. Земля дрожала и гудела, солнце скрылось в огромном облаке пыли, испуганные птицы, замолкнув, исчезли в зеленых кронах деревьев. Дружина Воихны сбилась в плотное кольцо, опустив луки и самострелы; если это были враги, то сопротивляться бесполезно, уж слишком неравны силы, а вот попытаться договориться можно было рискнуть.
Конница приблизилась настолько, что можно было различить отдельных всадников. Воихна приставил ко лбу ребро ладони, укрываясь от пробивающихся сквозь пыль солнечных лучей. Впереди всех скакал большого роста и мощного телосложения рыцарь в круглом шлеме с поднятым забралом и плотной кольчуге. Тяжелый обоюдоострый меч и железный шестопер болтались на скаку, ударяя лошадь по бокам, отчего та скакала быстрей и быстрей. К седлу вдоль крупа буланой лошади было прикреплено копье. Воихна узнал всадника и облегченно вздохнул.