Даниелла
Шрифт:
Мне показалось, что я оскорбил его; он посмотрел на меня грустно, с упреком, и я был так простодушен, что раскаивался в этой обиде. Огорчить человека, который развеселил меня, было неблагодарно с моей стороны. Видя мою простоту, он сказал мне: «Легко смеяться над бедняками, когда ни в чем не знаешь недостатка, когда каждое утро есть из чего выбрать любой галстук». Я понял намек и подарил ему новый галстук. Он сейчас же откинул свое поддельное огорчение и сделался по-прежнему весел.
— Эччеленца, — сказал он мне, — я люблю вас и принимаю искреннее
— Ага, ты хочешь женить меня! На какой же это синьорине?
— На синьорине Медоре, на будущей наследнице их британских сиятельств.
— Так вот в чем дело! Но для чего же именно на ней жениться? Разве ей так уж хочется мужа?
— Не то, но она богата и прекрасна. Ведь красавица, не правда ли?
— Ну, так что же?
— Как что же? В прошлом году, посмотрите, каким женихам она отказала! Молодым людям папской фамилии, сыновьям кардиналов, всем, что ни на есть знатным.
— И ты уверен, что она всем им отказала в ожидании меня?
— Нет, этого я не говорю, но кто знает, что впереди? Ведь вы влюблены в нее; почем знать, что она не влюблена в вас?
— А, так я влюблен в нее? Кто же тебе это сказал?
— Она!
— Как, она тебе это сказала?
— Не мне, а моей сестре Даниелле, это одно и то же.
— Ай да синьорина! Не думал, не гадал такого счастья!
— Полноте притворяться, меня не проведете! Вы влюблены. Спросите Даниеллу, она вам то же скажет; а она куда как не глупа, моя племянница!
— Ты называл ее сестрою?
— Сестра или племянница, не все ли вам равно? Да вот и она пожаловала.
В самом деле Даниелла вошла в это время с огромным подносом, на котором под видом утреннего чая стоял полный завтрак.
— Это что такое? — спросил я. — Кто прислал это? Я никак не намерен быть здесь нахлебником.
— Это не мое дело, — отвечала молодея девушка, — я только исполняю то, что мне приказано.
— Кем приказано?
— Милордом, миледи и синьориной. Извольте кушать, сударь, не то мне достанется.
— А вам достается иногда, Даниелла?
— Да, со вчерашнего дня, — отвечала она с каким-то странным выражением. — Кушайте, кушайте!
Пришел Брюмьер и от души посмеялся над моей совестливостью; он уверяет, что мне некстати так церемониться. «Ничего нет смешнее, — говорит он, — как восстание мещанской гордости против услужливой щедрости знатных. Эти господа исполняют долг свой и сами себе доставляют удовольствие, лаская и балуя артистов, и на твоем месте я предоставил бы им полную свободу поступать в этом случае, как им заблагорассудится». Приятель мой уверяет, что за то, чтобы снискать такое расположение известной особы из этой семьи, он готов убить целый десяток разбойников, а, пожалуй, в придачу, прирезать человека три из честных людей.
Веселость Брюмьера и его шутки очаровали Тарталью и Даниеллу, так что разговор завязался о весьма щекотливых предметах с чрезвычайной искренностью. Я теперь один; дожидаюсь лорда Б…, который обещал зайти за мной, чтобы вместе отправиться в город, и от нечего делать передам вам этот разговор, как картину нравов, Может быть, мне придется на несколько дней прервать нашу переписку, пока я буду осматривать Рим и переваривать впечатления, которые опрометчиво передаю вам сегодня, без поверки, в том виде, как они мне достались. Итак, я воспользуюсь свободным временем, чтобы зазвать вашу мысль в тот мир, в который я случайно попался.
Даниелла (Брюмьеру. Между тем как я расправляюсь с котлетой. Даниелла говорит по-французски бегло, хотя и неправильно). Яузнала, эччеленца, что вы тоже вздыхаете по синьорине.
Брюмьер. Я тоже? Кто же еще по ней вздыхает?
Ваш слуга (продолжая есть).Надобно полагать, что я.
Брюмьер. Предатель! Вы мне ни слова об этом не говорили! Не верьте ему, милая Даниелла, и скажите вашей прекрасной госпоже, чтобы она и не думала об этом. Я, я один вздыхаю о ней.
Даниелла. Вы один! Всего один обожатель на такую красавицу? Она ни за что этому не поверит! Не правда ли, что и вы также, signor Giovanni di val reggio, и вы любите мою госпожу?
Ваш слуга (все продолжая есть).Увы, нет! То есть, нет еще!
(Присутствующие застывают в изумлении).
— Cristo! — воскликнул Тарталья в негодовании. — Вы слишком нерассудительны, если не доверяете нам! Вы просто дитя, я говорю вам это!
Даниелла (с пренебрежением).Они, может быть, не всмотрелись в синьорину?
Брюмьер (торжествуя).Видишь, моя красавица, он и не взглянул на нее!
Ваш слуга. Вы ошибаетесь, я очень хорошо ее видел.
Даниелла (с удивлением).И она вам не понравилась?
Ваш слуга (решительно).Нет, черт возьми, она мне вовсе не нравится!
Брюмьер (пожимая мою руку, с комической торжественностью).Благородное сердце, великодушный друг! Я отплачу тебе за это, сразу же, когда ты полюбишь другую.
Даниелла (обращаясь к Тарталье и указывая на меня).Да это шутник (un buffone)!
Тарталья (пожимая плечами).Нет, он сумасшедший (matto)!
Даниелла (обращаясь ко мне).Прикажете сказать синьорине Медоре, что она вам не нравится?