Дар Каиссы
Шрифт:
Но он отогнал от себя эти мысли и облачился в выутюженный костюм, нацепив галстук бабочкой. Получился жених хоть куда!
Костя улыбнулся сам себе. Забрал футляр с чертежами и отправился к знакомой четырнадцатиэтажной башне на недавнем краю города, а теперь в одном пз его новых центров.
В лифте Костя поднимался с бьющимся сердцем. Дверь ему открыла Вика. Радостная, возбужденная, она казалась школьницей десятого класса, а не заканчивающей курс студенткой.
— Мама, мама! Костя пришел! Посмотри же на него! Только
Агния Андреевна Нелидова, статная дама со строгим, увядающим лицом, носила высоко взбитую прическу, напоминавшую начало двадцатого века. Только платье на ней было без шлейфа.
— Здравствуйте, Константин… Афанасьевич, кажется?
— Какой он Афанасьевич? Просто Костя.
— Как же можно так сразу — «Костя»? Нaдо прежде познакомиться, поговорить, кое-что выяснить, пока Викентий Петрович вернется из министерства. В окно мы сразу увидим его черную «Волгу». Вика, ты займись по хозяйству, чтобы мужчинам не ждать. Этого никогда не следует допускать, а мы побеседуем с Константином Афанасьевичем.
Агния Андреевна говорила властным тоном, не терпящим возражений.
— Беседуйте, если это вам так необходимо, — заявила Вика и, вскинув подбородок, вышла пз комнаты.
— Присаживайтесь. Вот в это кресло. А на этом всегда Викентий Петрович сидит. Привычки надобно уважать. Так будем знакомы. Вы, значит, и есть тот самый «изобретатель», который до рассвета со своей соавторшей обсуждает технические пpoблемы на улице в любую погоду?
— Тот самый. — смущенно признался Костя.
— Я. конечно, не могу судить о вашей затее. Вы, кажется, принесли чертежи? Их посмотрит Викентий Петрович, а я, если вы, конечно, позволите, порасспрошу вас. Значит, вы не москвич?
Ваши родители с периферии?
— Да. — сказал Костя и назвал свой родной город, — Мама там заслуженной учительницей стала. Три года до пенсии теперь…
— А сыночек уже выучился, но к маме не возвращается, Нe так ли?
— Там видно будет, — неопределенно ответил Костя.
— Мама ваша — героиня! Поднять одной сына — я зедь знаю о трагической смерти вашего папы. — поднять одной сына непросто, ох непросто! Мы с Викой и то мучаемся.
— Папа был летчиком-испытателем. Осталась пенсия.
— Видите! Он героически служил своей Родине там, у вас в городе, в захолустье. А нынешняя молодежь, вы меня извините, непременно стремится зацепиться за Москву. Девушки, подружки нашей Вики, поверите ли, специально замуж выходят, чтобы получить московскую прописку и остаться после распределения в Москве, даже ребеночка спешат завести…
Костя почувствовал, что уши его краснеют. Он смотрел в пол, готовый провалиться через все этажи.
— Я. конечно, не о вас, вы не подумайте. Мы живем в тесноте, только две комнаты. Мы уступили Вике одну комиату, пока она учится, разумеется. А у вас какие планы?
— Я в аспирантуре.
— Комнату снимаете? Прописаны временно?
— Временно.
— Я так и думала. Ох уж эта молодежь!
Хлопнула входная дверь.
— Ну вот и Винентий Петрович! Просмотрели мы с вами его черную «Волгу». Викентий Петрович! У нас гость. Викин изобретатель.
— И шахматист, если не ошибаюсь? — приятным баритоном произнес, входя в комнату, Нелидов. Приподняв плечи, он держал какой-то сверток в одной руке и зажженную сигарету в другой. Выражение лица у него было такое, словно он отмахивался от угодливых приветствий. Он не был толстяком, но его холеное, красивое лицо почему-то напоминало Косте его недавнего противника — мастера Верейского.
— Не вставайте, не вставайте! Вот тут кое-что для нашeй встречи. Хозяюшки, уж вы потревожьтесь по древнерусскому обычаю. О-о! Что вижу? Футляр с чертежами? Люблю международный инженерный язык! Константин Афанасьевич, если не ошибаюсь?
— Костя, просто Костя, — пробормотал смущенный гость.
— Костя так Костя! Давайте раскрывайтесь полностью. Вот здесь на столе.
— Что ты, Вика? Мы здесь на стол накрывать будем…
— У нас двое Вик, как изволите видеть, — рассмеялся Викентий Петрович.
— Вика — он, то есть я, и Вика — она, дочь, выходит. Люблю путаницу! Обожаю! На зов матери всегда вдвоем откликаемся. В этом есть некая прелесть! Итак, превосходящие силы противника оттеснили нас на журнальный столик. Вы уж извините, живем в тесноте, но министерство скоро даст мне трехкомнатную квартиру.
— Пожалуйста, не витай в небесах! — вмешалась Агния Андреевна. — Говорить надо только о том, что имеешь.
Викентий Петрович склонился в почтительном поклоне, потом махнул на отвернувшуюся жену рукой и стал освобождать журнальный столик. Поставил на пол вазу, настольную лампу.
— Меня всегда возмущают принятые нормы: столько-то метров на человека. Не метры на человека, а по комнате на каждого члена семьи! У вас сколько комнат квартира?
— Ноль, — ответил Костя.
Викентий Петрович схватился за бока и шумно захохотал.
— Прекрасно! Начинаем с нуля! Я тоже начинал с нуля, а вот поднялся… на четырнадцатый этаж. Новую квартиру брать буду не выше третьего: скоро годы начнут сказываться. Подождите. — остановил он Костю, начавшего было развертывать чертежи. — Покажите-ка сперва мне ваше шахматное произведение.
Я, конечно, шахматист не такого ранга, как инженер, но о ваших этюдах наслышан, прежде всего от дочери, да и в печати встречал.
Костя совсем смутился. Его подавлял самоуверенный тон хозяев, которые, разговаривая, слышали лишь самих себя, а не собеседника.
Костя достал карманные шахматы и показал Викентию Петровичу свои последний этюд, который «не дошел» до Вики.
— Любопытственно, весьма любопытственно! — говорил Викентий Петрович. — Как вы сказали? Тема «прокладки пути?»