Дар Орла
Шрифт:
Тут я заметил, что мы с Гордой дышим как-будто нормально. Я не мог пощупать свою грудь руками, но чувствовал, как она вздымалась при вдохе. Желтые испарения, очевидно, не вредили нам.
Мы вместе начали двигаться. Медленно, осторожно. Через несколько шагов я очень устал. Горда тоже. Мы скользили над самой землей, и очевидно, подобный способ передвижения был очень утомительным для нашего второго внимания – он требовал чрезвычайной степени концентрации. Мы не подражали намеренно нашей обычной ходьбе, но результат был такой, как будто именно этим мы и занимались. Движение требовало зарядов энергии, чего-то вроде микровзрывов, с паузами между ними. У нас не было другой цели, кроме самого движения,
Горда заговорила со мной таким слабым голосом, что он был едва слышен. Она сказала, что мы неразумно идем в сторону большей тяжести и что если мы будем продолжать идти туда, то давление станет столь велико, что мы погибнем.
Автоматически мы повернулись и пошли в том направлении, откуда шли, но чувство усталости нас не оставляло. Мы оба настолько выдохлись, что больше не могли удерживаться в стоячем положении. Мы повалились на землю и непроизвольно приняли позу сновидения.
Я мгновенно проснулся у себя в комнате. Горда проснулась у себя в спальне.
Первое, что я сказал ей после пробуждения, это что я уже бывал в этой пересеченной местности несколько раз раньше. Я видел ее по крайней мере в двух аспектах: совершенно плоской и покрытой маленькими дюноподобными холмиками. Пока я разговаривал, мне пришло в голову, что я даже не стал уточнять, видели ли мы одну и ту же картину. Остановившись, я сказал, что позволил себе увлечься собственным возбуждением, и приступил к описанию того, что видел, как если бы мы сравнивали свои впечатления от совместной воскресной прогулки.
– Слишком поздно, чтобы мы вели между собой подобные разговоры, – сказала она со вздохом, – но если это сделает тебя счастливым, я расскажу тебе то, что я видела.
Она терпеливо описала все, что мы видели, говорили и делали. Она сказала, что тоже бывала раньше в этой пустынной местности и что она знает наверняка – эта земля не принадлежит людям, – это пространство между этим миром и тем, другим.
– Это пространство между параллельными линиями, – продолжала она. – мы можем приходить туда в сновидении, но для того, чтобы покинуть этот мир и пройти в тот, нам надо пройти через эту область со всем своим телом целиком.
Я ощутил озноб при мысли о том, чтобы войти в это странное место в этом физическом теле.
– Мы с тобой уже были там вместе в наших физических телах, – продолжала Горда. – разве ты не помнишь?
Я сказал, что все, что могу вспомнить, так это что я дважды видел уже этот ландшафт под руководством дона Хуана.
Оба раза я отбрасывал этот опыт потому, что он следовал за приемом внутрь галлюциногенных растений. Следуя своему рассудку, я рассматривал этот опыт как совершенно частные видения, а не как достоверные явления. Я не помнил, чтобы когда-нибудь при других обстоятельствах видел этот ландшафт.
– Когда мы с тобой попадали туда в наших телах? – спросил я.
– Не знаю, – сказала она, – смутная память об этом просто мелькнула у меня в голове, когда ты сказал, что видел этот ландшафт раньше. Я полагаю, что теперь твоя очередь помочь мне закончить то, что я начала вспоминать. Я не могу пока на этом сфокусироваться, но припоминаю, что Сильвио Мануэль брал женщину-нагваль, тебя и меня в это пустынное место, но я не знаю, зачем он брал нас туда. Мы не были тогда в сновидении.
Я уже не слышал, что она говорила дальше. Мой ум стал настраиваться на что-то, пока еще не произносимое. Я постарался привести свои мысли в порядок. Они бесцельно разбредались. На секунду я почувствовал, будто вновь вернул годы и то время, когда не мог останавливать свой внутренний диалог. Затем туман стал рассеиваться. Мои мысли пришли в порядок без моего сознательного вмешательства, и в результате всплыли законченные воспоминания о событии, которое я уже частично припоминал в одной из трех бесформенных вспышек памяти, которые у меня бывали. Горда была права: нас уже брали однажды в область, которую дон Хуан называл «чистилищем», взяв этот термин, как очевидно, из религиозной догмы. Я знал, что Горда была права и в том, что мы были там не в сновидении.
В тот раз по просьбе Сильвио Мануэля дон Хуан собрал вместе женщину-нагваль, Горду и меня. Дон Хуан объяснил мне, что причиной нашего сбора послужило то, что я своими собственными средствами, неосознанно, вошел в особое состояние осознания, которое явилось самой тонкой формой внимания. Я уже входил в это состояние, которое дон Хуан называл «левое левой стороны», но на слишком короткое время и всегда с его помощью. Одной из основных его черт, – той, которая представляла наибольшее значение для всех нас, связанных с доном Хуаном, было то, что в этом состоянии мы могли воспринимать колоссальную массу желтоватого тумана, нечто такое, что дон Хуан называл «стеной тумана».
Всегда, когда я мог ее воспринимать, она находилась справа от меня, распространяясь вперед от горизонта и вверх до бесконечности, разделяя мир надвое.
Стена тумана поворачивалась или направо или налево, когда я поворачивал голову, поэтому я никогда не имел возможности повернуться к ней лицом.
В тот день, о котором идет речь, и дон Хуан, и Сильвио Мануэль говорили со мной о стене тумана. Я помню, что, окончив говорить, Сильвио Мануэль схватил Горду за загривок, как если бы она была котенком, и исчез с ней в массе тумана. У меня была доля секунды, чтобы увидеть их исчезновение, потому что дон Хуан каким-то образом добился того, что я был повернут лицом к туману, и уже следующее, что я видел, была пустынная равнина. Дон Хуан, Сильвио Мануэль, женщинанагваль и Горда тоже были там. Меня не интересовало, что они делают; я был занят неприятнейшим и угрожающим ощущением придавленности, усталости, сводящей с ума затрудненностью дыхания. Я ощущал, что стою внутри душной желтой пещеры с низким потолком. Физическое ощущение давления стало таким сильным, что я больше не мог дышать. Казалось, что все мои физические функции остановились. Я уже не мог чувствовать ни одну из частей своего тела, но все еще мог двигаться, ходить, поднимать руки, поворачивать голову. Я положил руки на бедра, но ни бедра, ни ладони ничего не чувствовали. Мои руки и ноги зрительно были здесь, но наощупь отсутствовали.
Движимый безграничным страхом, который я ощущал, я схватил женщину-нагваль за руку и сбил ее с ног, но толкнула ее не моя мускульная сила. Это была сила, которая хранилась не в моих мышцах, не в скелете, а в центре моего тела.
Захотев опробовать эту силу еще раз, я схватил Горду. Она повалилась на землю от моего рывка. Тут я понял, что энергия, которой я их сбил, исходит из стержневого протуберанца, который действует на них, как щупальце. Оно балансировало у центра моего тела. Все это заняло лишь секунду. В следующий момент я уже опять вернулся к своему физическому дискомфорту и страху.
Я посмотрел на Сильвио Мануэля с молчаливой просьбой о помощи. Ответный его взгляд показал мне, что я пропал: его глаза были холодны и безразличны.
Дон Хуан отвернулся от меня, и я затрясся изнутри от невыразимого физического ужаса. Мне казалось, что кровь в моем теле кипит, – не потому, что я чувствовал жару, а потому, что внутреннее давление приближалось к точке взрыва.
Дон Хуан приказал мне расслабиться и отдаться смерти. Он сказал, что я останусь здесь, пока не умру, и что у меня есть шанс умереть мирно, если я сделаю сверхусилие и позволю своему страху завладеть мною, или я умру в агонии, если стану с ним бороться.