Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
— Крылья отрезали, — съехидничала она.
— Ба-аттюшки, а я-то думал…
— Что?
— Ничего, — ответил он невозмутимо. Улыбнулся.
— Ну тебя…
— Так в чём дело?
Он подняла голову и посмотрела ему в глаза. Долго.
Потом сказала, тщательно подбирая слова:
— Я попала в центр гигантской интриги, которая делает ставку на тебя, мой дорогой.
— Какая честь, — ответил он. — И что это за интрига?
— Мон и Бейл…
— Хм.
— Мон, по крайней мере, точно знает, что мы женаты.
Он смотрел на неё ничего не выражающим взглядом. На данной стадии им только не хватало какой-нибудь неожиданной помехи — пусть и не затрагивающей их центр. Пад не знала, что её муж смотрит на неё — и хладнокровно обдумывает варианты наиболее эффективного устранения Мотмы. Под «устранением» ученик ситха понимал, естественно, смерть.
— А Бейл? — спросил он.
— Как мне кажется, пока нет.
— Я выясню, — сказал он.
— Как?
— При личной встрече.
Пад опустила взгляд. Такой Анакин её слегка пугал. Человек с холодными расчётливыми глазами.
— Как именно?
— Ты сама поняла, что Мотма знает о нас, или та дала это понять? — спросил он, не слушая её.
— Она практически прямо это сказала.
— Смысл?
— Смысл в том, что ей нужен ты, — ответила Пад, вновь подняв взгляд. — Мы оба, как союзники, но ты — сильнее.
— С этого места подробней.
Она не ответила. Смотрела и молчала.
— Я не знаю, как сказать, — наконец, выдохнула она.
— Всё как есть.
— Я не знаю, как ты отреагируешь на это.
— Адекватно.
— Ты уверен?
— Вполне.
— А я — нет.
— Почему?
— Потому что я уже давно не знаю, какие у тебя дела с канцлером, что у вас за игры, что за интригу ты ведёшь с Орденом против Палпатинаи с Палпатином — против Ордена…
— Стооой… Что-то странное я от тебя слышу. Кажется, мы ведём одну и ту же игру и делаем одну и ту же политику. Пусть — каждый свою часть. Вместе с Палпатином.
— Да?..
— Нет?
Она вдохнула, набрала воздуха в лёгкие, прямо посмотрела ему в глаза и сказала:
— Анакин. Ты уверен, что канцлер тебя… нет, не предаст, не то слово… Но что он не использует тебя в своих целях? И не собирается использовать дальше?
— Он меня — в своих, я его — в своих, — ответил он. — Взаимовыгодный союз. Ты не знала?
— Нет. Я хочу сказать, что, когда он окончательно придёт к власти — а он ведь придёт, если всё пойдёт, как задумано — то, с новой степенью власти — не прижмёт ли тебя к ногтю? Не заставит ли… стать лишь инструментом его политики? Ведь закон об одарённых… будущий закон… вообще, то, что он готовит…
— На меня это не распространяется.
— Ты так самоуверен.
— Я знаю.
— Ты вытащил у него это из головы?
— Конечно, нет. Между нами договор…
— Ты слишком честен, — с досадой бросила она, обхватила себя руками по груди и стала ходить вдоль окна нервическими шагами. — Тебе никогда не приходило в голову, что Палпатин использует тебя — ровно так, как когда-то он использовал меня…
— Постой. Я сейчас вижу перед собой сенатора от Набу, крупную фигуру в политике, к двадцати семи годам суперсостоявшегося человека. Это так он использует тебя?
Она остановилась:
— Да! Потому что все внешние регалии не стоят ничего! Я по-прежнему, как и четырнадцать лет, всего лишь пешка в его игре… пусть превращенная в ферзя. Конечно! Политика. Пока я не рыпаюсь, всё хорошо. А как только начну — извини, девочка, ты слишком молода и неопытна, чтобы думать сама. Надо делать так-то и так-то. Посмотри, так лучше, верно?
— Но ведь его варианты действительно лучше.
— Ты в него… просто влюблён!
— Политикофилия? Я в каждом случае примитивно ставлю рядом несколько предложенных вариантов. И вариант Палпатина неизменно лучший.
— Ты своей головой умеешь думать?
— Умею. Пусть моя голова не способна пока спродуцировать наилучший вариант — но она способна его оценить, — он смотрел на неё. — Пад. Мы работаем в команде необычайно умного человека. И именно работаем, а не играем в игру кто круче. Самолюбие — превосходная вещь. Но если исключительно из-за ущемлённого самолюбия мы будем настаивать на своих ущербных вариантах…
— Анакин, — она смотрела на него сухими глазами, — я не отрицаю, что канцлер умён. Под обаянием этого человека я жила почти десять лет. Но именно поэтому я знаю, как он опасен. Я не спорю: его вариант всегда будет лучшим. Для него. А для нас?
— Поясни.
— А если великий канцлер Кос Палпатин решит не просто подчинить себе джедаев? Если он не сделает исключения и для тебя? Если твой статус будет — главный раб при…
Стол не просто упал — он разлетелся на куски.
— Анакин…
— Всё в порядке, — спокойно ответил он. — У меня аллергия на это слово. Продолжай.
— Аллергия на слово, — горько сказала Пад. — А если это перестанет быть словом и станет реальностью? Ты сам говорил, насколько твоё положение в Храме похоже на жизнь у Уотто. А ты представляешь, что будет, когда ты поможешь своему старшему союзнику добиться власти — для него? И станешь всего лишь подпоркой этой власти? Такие, как Палпатин, не любят делиться.
— Добровольный союзник лучше марионетки. Эффективней, — ответил он. — Добровольный союзник с мозгами. Канцлеру нужны те, кто умеет думать.
— А нужны ли ему форсьюзеры?
— Что тебя на них заклинило?
— А ты подумай. Нужен ли будущему главе галактики помощник, с головой, как ты говоришь, с мозгами, который через какое-то время вырастет и сможет составить конкуренцию — и при этом ещё и форсьюзер, то есть такой человек, который, если его не будут связывать этические нормы джедаев…