Дарт Вейдер. Ученик Дарта Сидиуса
Шрифт:
— У господина главнокомандующего дела, — начала Лея, с трудом протолкнув в горло слова, — а я хотела бы…
— Зачем? — спросила Мара.
— Зачем — что?
— Всё, — ответила та. — Вы, принцесса. Кто вы?
От такого то ли бреда, то ли извращённой насмешки Лея широко распахнула глаза.
— Ты в своём уме? — спросила она.
— Кажется, да, — ответила Мара. — А есть сомнения?
Изумрудная трава среди яростного огня осенних листьев. Дисгармония? Да. Но в этом и заключалось главная особенность красоты: та не была гармоничной.
Она сглотнула, приходя в себя. Что это с нею? Лея хмуро взглянула на Мару. Ученица императора так и не опускала взгляд.
— Для чего ты живёшь? — спросила она.
— Что? — изумилась Лея.
— Для чего ты живёшь?
— Ты всегда между делом решаешь мировые проблемы?
— Нет. Свои я уже решила. А для чего живёшь ты, я не понимаю.
Лея какое-то время молчала, не собираясь разговаривать с этой… потом не выдержала:
— Какое-то время назад у меня была цель.
— Победа Альянса? — Лею кольнуло непритворное пренебрежение в голосе Мары. Так взрослый отзывается об играх ребёнка. — Зачем тебе это?
— А зачем тебе — победа Империи?
— Империя уже победила, — негромко сказала Мара. — Наш плацдарм для власти. Для могущества.
— О, какая патетика, — усмехнулась Лея. — Могущество.
— Могущество — от слова «могу», — ответила Мара. — Возможность осуществиться. А патетикой это является лишь до тех пор, пока не становится жизнью.
Лея удивлённо посмотрела на свою ровесницу, негромко роняющую слова. Патетики в ней точно не было.
— Тебе приказал поговорить со мной император?
— Нет, — ответила Мара. — Я просто говорю.
Она пошевелилась в кресле, рассеяно улыбнулась, провела по лбу, убирая выбившиеся волосы.
— А тебе стоит твои лохмы состричь, — сказала она Лее.
— Что?
— Постричь волосы, выкрасить их в более тёмный цвет. И никогда в жизни не носить платья. Эта чушь альдераанского дворца, наследная принцесса. Ты никогда не пыталась быть собой?
— Я и есть…
— Не-е-е-ет…
Улыбка.
— Никакая ты не есть. Только то, что нарисовал сначала твой папочка, потом — товарищи по борьбе.
— А ты не…
— Неа. Ты же почувствовала, верно? Когда говорила с императором. Почувствовала, какая ты на самом деле?
— Я…
— Было приятно душить Джаббу?
Лея вскочила. Потом села опять. Посмотрела на свои руки. И медленно разжала кулаки.
— Да-да, — сказала Мара. — Я надеюсь, что тебе было очень приятно. Убивать эту толстую тушу. Перебросить цепь, обхватить, дёрнуть, слышать и чувствовать, как ломаются позвонки, как он — медленно — теряет сознание и жизнь. Тссс.
— Что?!
— Ты сейчас хочешь сказать, что защищала брата. Брата, Хана и всю ту вашу компанию. Что это была тщательно разработанная операция. Шшш… Не говори ерунды.
— Ты…
— Когда ты перестала любить Хана? Это было щелчком? Или постепенно? Или ты до сих пор не хочешь признаться себе, что это — пустое место, враль и пустозвон, в котором для тебя ничего нету?
— Да что ты несёшь? — без истерики, даже безо всякой бурной эмоции спросила Лея. Просто удивлённо спросила.
— Я была там.
— Где?
— У Джаббы. Следила за вашей компашкой. Нашла кого спасать, принцесса.
Лея встала и прошлась по каюте.
— Ты там была.
— Да. Глупо, девочка, чрезвычайно глупо. Раз уж готовите такую операцию с ловушкой — просчитайте все варианты. Ты шла не на поединок или бой — на плен. А плен у мафии…
— Ты знаешь? — а вот это уже была грань истерики.
— Ну и что? — спросила Мара. — Да, знаю. Видела. И вообще сама там была. В роли танцовщицы, — она вдруг улыбнулась. — Великая Сила, даже мафиози не лишены какого-то языкового лицемерия. Танцовщицы — что шлюхи, но почему-то их упорно продолжали называть танцовщицами, — она рассмеялась.
— Но ты…
— Но я сильный форсьюзер, — усмехнувшись, ответила Мара. — Нас всех готовят к различного рода дерьму — однако я предпочитаю есть его только в случае крайней необходимости и приготовленном по особому рецепту. Там необходимости не было. Никакого вживания в сообщество, несколько дней работы. И куча сексуально озабоченных, легко внушаемых придурков. Было забавно наблюдать, как они занимаются любовью сами с собой, — хихик.
Лея как будто окаменела.
— Да, тебе повезло меньше, — кивнула Мара. — Способности на нуле. Но меня больше удивило, что ты не просто не пыталась их использовать — ты не ожидала…
— Он же хатт!
— А у хатта есть свита. Из человеков и гуманоидов. Твоя бабка могла бы много по этому поводу рассказать. По поводу нравов и обычаев в таких кругах, о моя юная и наивная принцесса. О да, — тихо усмехнулась она, глядя на реакцию, — в сказочных сказках принцесса невинна и чиста… даже в логове разбойников. Мне тебя не жалко. Потому что ты освобождала придурка, который не стоит, чтобы в него плюнули. Потому что ты не подумала, отважная героиня, что в логове Джаббы тебя не убьют — попользуются твоим телом. Потому что всё это было сделано без мозгов. Мне тебя не жалко. А это многого стоит.
— Да? — спросила Лея одними губами.
— Да. Ты убила Джаббу своими руками, — улыбнулась Мара. — До уважения далеко… по жизни. Но стержень в тебе есть.
Лея вдруг засмеялась. Нервно, но не истерично.
— И что мне делать?
— Жить, — Мара встала и оказалась рядом. — На «Исполнителе» классные парикмахеры. Даже не дроиды.
— Нет, ты не в своём уме.
— Да разве? Скоро будет бой. С противником, которого никто в глаза не видел. Который всеми нами играл, как тряпочными марионетками. Который, возможно, находится в нас, составляет важную часть нашей сущности. Который, возможно, непобедим. Который сулит нам поражение — смерть, плен. Чем не повод хорошенько оттянуться?