Дарующий звезды
Шрифт:
– Ну да. Я и он. Ты же знаешь, как это у нас бывает.
Блуи, этот юлящий предатель, тыкался длинным носом в руку Свена, явно напрашиваясь на ласку.
Марджери сняла шляпу, повесила ее на крючок и откинула со лба потные волосы:
– Вот уже не ожидала тебя увидеть.
– Ты не туда смотрела.
Стараясь не встречаться со Свеном взглядом, Марджери подошла к столу, сняла кружевную салфетку с кувшина с водой и налила воду в чашку.
– А мне не предложишь попить?
– Никогда не знала, что ты пьешь воду.
– Может, предложишь кое-что покрепче?
Марджери поставила чашку:
– Свен,
Он в упор посмотрел на Марджери. На нем была чистая клетчатая рубашка, и пахло от него дегтярным мылом и еще чем-то неповторимым, чем-то таким, что говорило о едком запахе шахты, о дыме и мужественности.
– Я скучал по тебе.
Почувствовав, что пружина внутри начинает ослабевать, Марджери поспешно поднесла чашку к губам:
– По-моему, ты прекрасно без меня обходишься.
– Мы оба знаем, что я могу прекрасно без тебя обойтись. Но вот какая штука: я не хочу.
– Все, проехали.
– А вот и нет. Я ведь говорил тебе: если мы поженимся, я не стану ограничивать твою свободу. И не стану тебя контролировать. Я позволю тебе жить так, как хочется, но только ты и я…
– Ты мне позволишь? Я не ослышалась?
– Черт побери, Мардж, ты прекрасно знаешь, о чем я! – У Свена заиграли желваки на скулах. – Я дам тебе полную свободу. Будем жить почти так, как сейчас.
– Тогда какой смысл нам венчаться?
– А такой, что мы будем женаты в глазах Господа, а не прятаться по углам, как пара паршивых детишек. Думаешь, мне это нравится? Думаешь, мне нравится скрывать от собственного брата, от всего города тот факт, что я тебя люблю?
– Свен, я не выйду за тебя. Я всегда говорила, что никогда не выйду замуж. И каждый раз, как ты заводишь эту шарманку, мне кажется, будто у меня голова вот-вот взорвется, точно динамит в туннеле твоей шахты. Я не хочу с тобой разговаривать, если ты будешь приходить и каждый раз переливать из пустого в порожнее.
– Ты в любом случае не хочешь со мной разговаривать. И что, черт возьми, мне тогда делать?!
– Оставить меня в покое. Как мы и порешили.
Отвернувшись, Марджери подошла к стоявшей в углу миске, где лежала собранная рано утром фасоль, и принялась ее лущить. Стручок за стручком, она разрывала концы и бросала бобы в кастрюлю, ожидая, когда в ушах перестанет стучать кровь.
Марджери почувствовала Свена, даже не видя его. Он тихонько подошел сзади и остановился у нее за спиной так близко, что она кожей ощущала его присутствие. Марджери и без всякого зеркала знала, что кожа на обнаженной шее покраснела там, где ее касалось его дыхание.
– Марджери, я не такой, как твой отец, – прошептал Свен. – Но если ты до сих пор этого не поняла, нет смысла тебе говорить.
Марджери старательно лущила фасоль. Щелк. Щелк. Щелк. Не уронить боб. Очистить стебель. Под ногами скрипели доски пола.
– Скажи, что ты по мне не скучала.
Десять готовы. Снять этот лист. Щелк. И другой. Теперь он был так близко, что Марджери спиной чувствовала его грудь, когда он говорил.
Он понизил голос:
– Скажи, что ты по мне не скучала, и я уйду прямо сейчас. И больше никогда тебя не потревожу. Обещаю.
Она закрыла глаза. Уронив нож, положила ладони на столешницу, опустила голову. Свен выждал секунду, затем осторожно положил ладони на ее руки. Она открыла глаза и посмотрела на его руки: сильные руки, костяшки в припухших рубцах от ожогов. Руки, которые она так любила почти все последние десять лет.
– Скажи мне, – прошептал он ей на ухо.
И тогда она повернулась, обхватила его лицо ладонями и страстно поцеловала. Господи, как же она соскучилась по вкусу его губ на своих губах, прикосновению его кожи к своей коже! Марджери бросило в жар, дыхание участилось, и все, что она говорила себе, все логические аргументы, которые она репетировала в голове длинными ночами, растаяли точно дым, как только его рука обвилась вокруг нее, прижимая к себе. Она целовала его, целовала его, целовала его, и его тело было таким знакомым и в то же время незнакомым, и все доводы разума отхлынули вместе с болью, и невзгодами, и разочарованиями сегодняшнего дня. Она услышала, как миска со стуком упала на пол – и все. Остались лишь его дыхание, его губы, его прикосновения, и она, Марджери О'Хара, которая никому не могла принадлежать и которой никто не мог указывать, позволила себе размякнуть и сдаться, ее тело опускалось дюйм за дюймом, пока его не пригвоздило к буфету тяжелое мужское тело.
– А что это за птица? Посмотри, какого она цвета. Какая красивая! – Беннетт дремал на коврике на спине, а Элис показывала на ветви раскинувшегося над ними дерева. Рядом стояла корзинка с остатками еды. – Дорогой, ты знаешь, что это за птица? Я еще никогда не видела таких красных. Ты только посмотри! У нее даже клюв красный.
– Любимая, я не очень-то хорошо разбираюсь в птицах и подобных вещах. – Беннетт, не открывая глаз, прихлопнул жучка на щеке и протянул руку за очередной бутылкой имбирного пива.
Марджери знала все о различных птицах, подумала Элис, открыв крышку корзины с продуктами. Надо будет спросить ее завтра утром. Когда они ехали верхом, Марджери показывала Элис молочай, золотарник, аронник пятнистый, недотроги. И если раньше Элис видела всего-навсего море зелени, то теперь у нее как будто пелена спала с глаз и все приобрело совершенно новые очертания.
Внизу мирно журчал ручей – тот самый ручей, который, как предупреждала Марджери, весной превращался в разрушительный поток. Но сейчас это казалось невозможным представить. Земля была сухой, трава под головой – высокой и мягкой, а на лугу неумолчно стрекотали кузнечики. Элис, протянув мужу имбирное пиво, смотрела, как он приподнимается на локте, чтобы сделать глоток, лелея в глубине души надежду, что он вот-вот сожмет ее в жарких объятиях. И когда Беннетт снова опустился на коврик, Элис, примостившись у мужа под мышкой, положила руку ему на рубашку.
– Ох, так бы пролежал хоть целый день, – умиротворенно вздохнул Беннетт.
Элис осторожно его обняла. От Беннетта очень приятно пахло, как ни от одного из знакомых ей мужчин. Словно он впитал в себя сладкий аромат трав Кентукки. Другие мужчины потели, от них несло грязью и чем-то кислым. Но Беннетт, даже вернувшись из шахты, выглядел так, будто сошел с рекламы шикарного магазина. Элис вгляделась в его лицо, в энергичную линию подбородка, в выстриженные за ушами золотисто-медовые волосы…