Дары Кандары.Сборник
Шрифт:
У Джуда сжалось сердце – капитан и вправду мог пристрелить парня. Вот сейчас упадёт Роб в синее
море, помрёт без исповеди и станет чайкой. Белокрылым альбатросом, из тех, что парят над мачтами и
просят, чтобы их помнили…
– Не стреляй!!! – Джуд рванулся вперёд и ударил капитана под локоть. Огорчённая пуля ушла в
паруса. О'Гэри (недаром он был капитаном) рванул второй пистолет и пальнул не целясь, благо Хамдрам
был совсем близко. Пуля попала в дохлого альбатроса.
запихнули раскалённую кочергу. Джуд упал, изогнулся дугой в пароксизме, почти теряя сознание. Верёвка
сдавила шею узлом, с полминуты не получалось вздохнуть. А потом наступило блаженное чувство свободы.
Тело сделалось лёгким, как пёрышко, в голове просветлело. «Я наконец умираю» улыбнулся счастливый
Джуд, «Отче наш иже еси… что?!!!». В уши ему ударил звериный вопль капитана. Открыв глаза, Хамдрам
увидел: О'Гэри катается по палубе, пробуя отодрать от лица разъярённую мёртвую птицу. …Деньги – в
Бристоле, у старика трактирщика, в сундучке гроши, до берега две с половиной мили… Джуд Хамдрам
сбросил буршлат, сапоги, одним прыжком вскочил на борт и бросился в море.
Он очнулся уже на пляже. Мелкий белый песок, ослепительно синее небо, старый вяз у дороги,
холмы, покрытые мелкокурчавой зеленью, силуэт невысокой зубчатой башни у горизонта, в кустах
терновника заливается неугомонный дрозд. Свобода! Волны смыли проклятый запах и мерзких червей, шея
выпрямилась, на груди больше ничего не висит и царапины на руках кровоточат, саднят от слоёной воды…
Ему сорок пять лет, он свободен и жив и не станет летать над морем, оглашая пучину вод криками о
спасении. «Кто родится в день воскресный, тот получит клад чудесный». Джуд Хамдрам, ты счастливчик! –
улыбнулся он себе, отжал одежду, связал шнурком седые волосы отправился куда глаза глядят по
немощёной, жёлтой от пыли дороге.
До Бристоля он шёл почти месяц, ночевал то в хлеву, то в сарае, то под кустом благо лето. Кормился,
чем бог пошлёт да человеки помогут. Добрым людям говорил, что попал в кораблекрушение и чуть не
утонул (второе было недалеко от истины). В Бристоле он первым делом сходил в церковь святого Марка
поставить свечку и помолиться за счастливое избавление. Не удержался потом – уже выйдя из храма
показал кукиш мрачным зубчатым шпилям (жаль, давешний священник уже лет десять как помер). В
«Отсоси у адмирала» Хамдрам гулял две недели – днём пил, по ночам таскал в комнату девок. Потом купил
себе новый кафтан (никаких буршлатов!!!), зашил в пояс золотые монеты, обзавёлся брыкливым,
выносливым мулом и, словно принц, поехал домой в Ливерпуль. Успел и матушку
неё свежей треской по морде и даже благословить невесту – в первый день по прибытии он направился к
свахе и через месяц был уже неплохо женат – на рябой, большеротой но зато работящей, верной и доброй
девице.
Через год жена принесла ему первого маленького Хамдрамчика. Счастливый Джуд отметил разом два
праздника – появление наследника и открытие кабачка «У счастливого альбатроса». Только здесь подавали
пудинг по-йоркширски, по-шотландски, по-уэльски и а-ля-королева, только здесь наливали пиво пяти
сортов и особый, чёрный матросский ром, только сюда почтенные супруги спокойно отпускали мужей – все
служанки в «Альбатросе» блюли себя для замужества, и, надо сказать, делали хорошие партии. Владелец
процветающего трактира господин Джуд Хамдрам дожил до глубокой старости, пользуясь любовью
соседей, как человек немногословный, справедливый и щедрый. Он любил поплясать и полакомиться, по
утрам прогуливался вдоль квартала, желая соседям доброго дня, подкармливал бедных детей и бездомных
кошек, всегда находил работу бродяге, если тот стучался в обитые дубом двери трактира с просьбой о
помощи. И единственной странностью почтенного трактирщика было, что Джуд наотрез отказывался
подходить к морю ближе, чем на пушечный выстрел. Умер он тихо, в окружении семерых сыновей и
бессчётного числа внуков.
Старший сын унаследовал дело… Да, сэр, я уже пятый Хамдрам – владелец «Счастливого
Альбатроса» – и батюшка мой и дед разливали здесь пиво. И мы строго блюдём обычай – первый гость, что
постучится к нам утром Птичьего Вторника, получает выпивку и еду бесплатно, лишь бы вспомнил добрым
словом душу Джуда Хамдрама, а заодно и всех тех моряков, что сгинули в море без покаяния. Я смотрю, вы
из тех джентльменов, что прибыли на яхте из самого Лондона и изволили с утречка веселиться, в воздух
постреливать… да-с, слыхали. Уважьте нас добрый сэр, не побрезгуйте угощением. Что желаете? Рома?
Мяса? Сию минуту.
Шустрый трактирщик умчался за стойку – выискивать самый чистый стакан и особенную тарелку для
знатного гостя. Джентльмен – молодой и лощёный лондонский денди остался неподвижно сидеть за низким
столиком, покрытым пёстрой скатёркой. В голубых словно волны глазах джентльмена чайкой билась какая-
то мысль. Он достал из кармана жилета элегантный швейцарский ножик, одним щелчком открыл лезвие и
осторожно провёл им по мякоти нежной ладони. Капли крови упали на скатерть – одна, две, три. Узкий