Дары волшебства
Шрифт:
14
И вот день, которого все так долго ждали, настал. Идэль и Дэвид прибыли в новый дворец около одиннадцати утра, их сопровождала дюжина гвардейцев и десяток слуг — свободных и атта. Несмотря на внушительные размеры нового дворца, там уже и утром накопилось столько народу, что яблоку упасть было негде, а высокорожденные продолжали прибывать и прибывать. На фоне прочих свита Идэль выглядела весьма скромной: если не считать гвардейцев, в свите принцессы не было ни одного дворянина — в время как иных высокорожденных сопровождали степенные главы дворянских семей, также тянущие за собой нехилую свиту из собственных телохранителей, слуг и вассалов. Огромное множество высокорожденных из младших домов по своей пышности мало чем отличались от старших собратьев — они также прибыли со своими вассалами, гвардией, слугами и рабами. В итоге в новом дворце началось настоящее столпотворение. Звучали голоса, что, дескать, часть всей этой толпы неплохо бы и отослать восвояси, но практически никто доброму совету не последовал. Представители четырех враждующих партий не желали отсылать никого из своих, поскольку это могло бы убавить им весу в глазах остальных, кроме того, никто не знал, чем закончится сегодняшнее заседание. Вполне могло случиться и
Изнутри сенаторский зал выглядел просторным и почти уютным — по крайней мере, если сравнивать его обстановку с той, что царила в примыкавшим к нему коридорах. Однако Идэль чувствовала, что ее начинает колотить нервная дрожь — несмотря на свободное пространство и уют, здесь напряжение было не меньшим чем снаружи — вот только удерживавшие это напряжение волевые тиски были крепче: здесь собрались сами игроки, там, снаружи остались их союзники и слуги, друзья и клевреты.
Их, долженствующих решить, кто на неопределенный срок — неопределенный, потому что семилетние перевыборы мало что значили и действующий приор почти всегда сохранял свой статус до самой смерти — станет новым правителем Кильбрена, было всего двадцать пять человек. Смайрен, как и ожидалось, так и не появился. Они заняли два ряда кресел, а секонд — отдельное, председательское место, расположенное как бы в оппозиции к остальным. Слева и справа от секонда находились четыре длинные панели с выемками для табличек; эти панели были установлены вертикально и имели разный цвет, кроме того, каждая из панелей венчалась именем кого-либо из претендентов.
Всем собравшимся были розданы золотые таблички, каждому — по четыре. На лицевых сторонах табличек были выгравированы имена претендентов, на обратных — имена самих сенаторов. Все, кроме Идэль, уже участвовали в голосованиях и хорошо знали правила, однако Ведаин, как и положено, перед началом еще раз, вкратце разъяснил эти правила и затем объявлял каждый последующий шаг. Все было предельно просто: предстояло выбрать одно из четырех предложенных имен и опустить табличку, на которой оно было начертано, в мешочек, с которым Ведаин обходил зал. Возможности проголосовать «против всех» или «воздержаться» не предполагалось, вернее сказать, эта возможность предполагалась как раз в той форме, которую избрал пчеловод Смайрен; можно было просто проигнорировать данное собрание и не придти.
Когда были собраны все голоса, Ведаин (свою собственную золотую пластинку он опустил в мешочек первым) стал доставать из мешочка его содержимое и объявлять о результатах, каждый раз спрашивая подтверждения у того, кому принадлежал голос. Выборы, конечно, не могли быть тайными — в этом случае у проигравших было бы слишком сильное искушение объявить их итог подтасовкой; но они не могли быть и совершенно открытыми, поскольку если бы голоса учитывались сразу, то немалый процент сенаторов мог бы изменить свой выбор в самый последний момент по причинам личного характера.
Таблички различались по форме: треугольные у суффектов, четырехугольные у министров, шестиугольные у преторов, овальные у лигейсан, не занимавших никаких постов, но имевших право голоса в сенате по праву крови. Сначала объявлялись решения министров, затем — суффектов и преторов, и только после них — лигейсан. Таблички секонда и приора были многогранными, во время перевыборов написанное на них объявлялось в самом конце — сейчас же, по понятным причинам, табличка приора отсутствовала, и Ведаин, первым опустивший свою пластинку в мешочек, должен был достать ее последней.
Сам порядок объявления голосов в каждой группе не имел значения; первая министерская табличка, которую вытащил Ведаин, принадлежала Гараубу, министру торговли. Вообще, секонд вытаскивал пластинки быстрыми, привычными движениями и объявлял имена не задерживаясь, но для Идэль время как будто спрессовалось: ее разум с бешенной скоростью анализировал происходящее. На поверхности сознания эта мыслительная деятельность воплощалась не в виде последовательных рассуждений — как это будет изображено ниже — а, скорее, в виде чего-то, близкого к чувственному переживанию: Идэль почти физически ощущала, как меняется баланс с каждым произносимым именем. Из восьми министров за Вомфада, не считая его самого, отдали голоса только Етен и Авермус. Двое — за Кетрава: Сераймон и Санза. Трое — за Ксейдзана: Вельдария, Гарауб, Лодиар. За Хаграйда не проголосовал никто. Шераган среди министров, без сомнения, набрал бы больше, но его не было — и все изменилось, В условиях, когда управленческий аппарат шатался, трещал но швам и грозился в любую минуту вовсе исчезнуть, на первый план выступила клановая принадлежность. Голос Лодиара, отданный за Гэал, был понятен. Куда больше Идэль насторожило то, что Гарауб и Вельдария, происходившие из Аминор, проголосовали за Ксейдзана. Аминор, так долго существовавший в виде клана, целиком поддерживавшего политику Кион, решил-таки сменить покровителя? Похоже, что да. Лицо Вомфада ничего не выражало, он умел держать удар. Голоса ниртогцев, Сераймона и Санзы, удивили Идэль еще больше. Чем их купил Кетрав? Почему они не за Хаграйда?
Начался второй раунд, совсем короткий — Ведаину нужно было объявить всего три голоса, а затем и третий, равный ему по длине. По идее, тут никаких сюрпризов не должно было быть, исключая только вопрос о том, кому отдаст голос Самилер, претор аминорцев — но, учитывая итог первого раунда, уже можно было предсказать, кем будет этот счастливчик. Суффекты всегда голосовали так, как и преторы, ибо ставились преторами и являлись в малом совете всего лишь их представителями… По губам Ксейдзана пробежала улыбка, когда Самилер, а затем и его сын Хейкарн отдали свои голоса за претора Гэал. Эта улыбка исчезла, когда собствено суффект Ксейдзана, Сайрин, на вопрос Ведаина — признает ли она только что названное им имя своим действительным выбором? — спокойно подтвердила, что да, признает, что именно за Кетрава отдан ее голос. Сайрин, возглавлявшая ветвь ита-Шедан, спелась с Кетравом, и оставалось только гадать, что посулил ей расчетливый ита-Берайни… «Впрочем, — подумала Идэль, — гадать не нужно: если «вдруг» Тахимейд и Ксейдзан отойдут в лучший мир, главой клана, и это несомненно, станет Сайрин, а Кетрав, с его «тайным оружием», вполне мог бы это устранение организовать…» В Гэал наметился явный внутренний разлад и можно было не сомневаться, что Сайрин перестанет быть суффектом сразу же, как только покинет зал сената — вопрос в том, надолго ли ее отставку переживет гэальский претор?… Но сюрпризы со вторым и третьим этапами объявления голосов на этом не закончились. Потому что Хаграйд не стал голосовать за себя — и он сам, и его суффект Фэбран отдали свои голоса за Кетрава. Теперь улыбался Кетрав, широко и открыто.
События последних недель начали проясняться. Идэль все поняла — да и не только она. Это было грандиозное надувательство. Хаграйд осознавал, что ему не победить, и поэтому просто продал голоса своей партии Кетраву, взамен получив… Стоило вспомнить об ита-Жерейн, как становилось вполне ясным — что было получено взамен. Идэль с ненавистью и омерзением посмотрела на лидера ита-Берайни. Кетрав устранил Дифрини и Дагуара, покушался на жизнь дочерей Вилайда, и, вероятно, пообещал Хаграйду окончательно разобраться с этой мятежной веткой Ниртога сразу после выборов. И этот подонок, хладнокровно вырезающий ближайших — по материнской линии — родственников Идэль, еще имел наглость предлагать ей руку и сердце! Принцессе хотелось закатить ему пощечину или громко, во всеуслышанье, назвать подлецом… но она, конечно, не сделала ни того, ни другого. Как ни циничны были действия Кетрава, приходилось признать, что своего он добился. Почти все лигейсан проголосовали за него же: четыре голоса — от ита-Берайни, включая собственный голос Кетрава, голос Финейры, слишком тесно связанной с кланом Ниртог, чтобы противиться решению Хаграйда и Нерамиза, голос Майдлара — ну, этому Идэль почти не удивилась, и, что ее просто убило — голос Фольгорма… Когда она пораженно посмотрела на последнего, дядюшка тепло улыбнулся и подмигнул, как бы говоря: все путем, племяша, не переживай… Немного отлегло от сердца: оставалась еще возможность думать, что Фольгорм — не на стороне Кетрава, тут шла какая-то большая игра, и даже сенат был лишь этапом этой игры, а не ее итогом. Она сама честно подтвердила, что отдает голос за Вомфада; следом за ней то же самое сделала Галдсайра. Удивительно, но Эрдан проголосовал за него же… Идэль вспомнила свой короткий разговор с Майдларом — да, так и есть, старый клоун был прав — Вомфад нашел способ заручиться поддержкой своего старого врага, и принцессе даже думать не хотелось о том, что это мог быть за способ. Зато по всем остальным пунктам Вомфад проиграл, и Ксейдзан, сумевший-таки перетянуть к себе Аминор, проиграл так же. Выбор Ведаина, хриплым сбивчивым голосом объявлявшего свое собственное решение, уже ничего не мог изменить. Военный министр получил семь голосов, Ксейдзан — шесть, Кетрав — двенадцать. Наступила тишина: все видели результаты, размещенные на четырех панелях — точнее сказать, на трех, ибо панель Хаграйда оставалась пустой, — видели и пытались осознать произошедшее. Кетрав улыбался, лицо Вомфада казалось каменной маской, Ксейдзан, прищурившись, шевелил губами, разглядывая панели и еще раз все подсчитывая, лицо Хаграйда странно сочетало в себе кроткое выражение глаз и блудливую полуулыбку. Было тихо, и эту тишину первым нарушил Кетрав.
— Господин секонд, — сказал он, глядя в глаза Ведаину, — соблаговолите обьявить дату инаугурации, мы ждем.
Ведаин бросил отчаянный взгляд на Вомфада, но военный министр остался безмолвен. Да и что он мог сказать? Приор вступал в должность ровно через месяц после выборов, так гласил закон, и не было никаких причин, чтобы отдалять или приближать эту дату. Обязанности секонда в данном случаи сводились исключительно к формальной стороне дела: он должен был, как и требовал Кетрав, объявить о дате, а не определять ее.
— Инаугурация состоится шестого ноября в старом дворце, — как-то скомканно и поспешно произнес Ведаин.
Кетрав величественно и спокойно — как и положено властелину целой планеты — кивнул:
— Благодарим вас, секонд.
Он поднялся и двинулся к выходу из зала, за ним потянулись и остальные. Идэль осталась сидеть. Она представляла, что начнется в коридорах дворца, как только будет объявлено об итогах голосования. Дэвид как-то рассказывал ей о поведении футбольных болельщиков на своей родной планете, и принцесса ничуть не сомневалась, что полторы сотни высокорожденных из младших семей и более двух тысяч сопровождавших их дворян — будут реагировать не менее остро. Учитывая же, что как проигравшие, так и победители были вооружены и знакомы с боевой магией — ей выходить в коридор совершенно не хотелось.