Дарю тебе звезду
Шрифт:
Стоп!.. Не худо бы удостовериться, один ли он на этой планете. В смысле, единственный ли человек, а туземцев, сколь бы прелестными они ни были, можно пока что не брать в расчет…
Будь на нем сейчас его куртка (почти новая), Трифилий непременно запустил бы обе руки в карманы, а указательные пальцы – в дырки, чтобы поковыряться за подкладкой. Так лучше думалось. Однако и без того мысли вскоре приняли определенное направление. Гиперкабина! Учет и контроль!
Бежать по горячему песку босиком оказалось все-таки можно, если не останавливаться, и Трифилий решил не возвращаться за ботинками. Влетев в жаркую, как духовка, гиперкабину, он некоторое время разбирался с панелью управления и обливался потом. Найдя команду «Справка» – ткнул в нее и из потока цифр выудил нужные.
Гиперкабина была установлена полтора года назад. За это время она перебросила на планету 37 человек и отправила восвояси 35 человек, не считая различных грузов. Кроме того, 44 раза кабиной воспользовался курьер-андроид галактической почтовой службы – 22 раза на вход и столько же на выход. В последний раз кабиной пользовались 14 часов 02 минуты назад…
Я и пользовался, подумал Трифилий, слизывая с губ соленый пот. Затем без всякого перехода его пробрало что-то похожее на симптом малярии: внезапный озноб после жара без всякого предупреждения.
На планете находился еще один человек!
На ЕГО планете!
Кто? Почему? По какому праву?
Тридцать семь человек… Ну ладно, поначалу, допустим, сюда явились какие-нибудь землемеры. Затем, надо думать, строительная бригада, быстренько собравшая вот это самое бунгало, вполне себе симпатичное… Затем уже обслуга тетушки Октавии (вероятно, впоследствии отпущенная), а через несколько дней и она сама. Наверняка ее отдых не раз нарушался визитами всяческих управляющих и поверенных из конторы «Цербер Магнум». Трифилий поскреб потный затылок. Ладно, с числом 37, будем считать, разобрались. Не чрезмерное. Но откуда взялся лишний человек? Почему не эвакуировался? Помер он тут, что ли?
Хм, а почему бы и нет. Тут отдал концы, пережрав орехов, тут и похоронен. Или даже не похоронен, а, например, утоп в море, купаясь, тело не найдено. Очень может быть.
Повеселев, Трифилий выскочил из кабины на песок, взвыл, заплясал и что есть духу припустил к бунгало. В ботинках он вторично пересек полосу пляжа, разделся и смыл с тела пот. Вода показалась теплее вчерашней, но освежала. Мелкие волны ласкали тело. Жизнь все-таки была хороша. А тот, кто при такой жизни додумался утонуть, наверняка не стоит доброго слова – дрянь человечишко, меланхолик и черный завистник, вроде братишки Цезаря, чтоб ему отравиться муниципальным супом. И неудивительно, что тело не найдено. Кому оно нужно? Во всяком случае, он, Трифилий Клюге, искать такое тело точно не стал бы и не станет…
Влезая в штаны, он поплясал на одной ноге и вдруг замер, раскрывши рот. По узкой, поросшей пучками травы полосе между рощицей и пляжем по направлению к гиперкабине, явно очень спеша, двигалось искомое тело. И тело это принадлежало тетушке Октавии.
Она не шла – бежала, вернее, пыталась бежать, да так, словно за ней, щелкая зубами, клешнями и хелицерами, гнались все хищники этой планеты. В сто девять лет не очень-то побегаешь, разве что насмешишь людей потешной расхлябанной трусцой, и тем не менее тетушка развивала максимальную для своих лет скорость. Никто и не думал за ней гнаться. Надевая ботинки, Трифилий с довольным видом взгоготнул, наслаждаясь зрелищем, – затем, сообразив, что тетушка вот-вот скроется в гиперкабине, рванул по пляжу наперерез и успел преградить ей дорогу.
– Здравствуй, тетя, – молвил он и сейчас же испугался. Тетушка взвизгнула, нервно оглянулась и попыталась обежать племянника стороной. Трифилий отступил и привалился спиной к дверце кабины, ликвидируя возможность побега. Нет, пусть сначала тетя объяснит, что все это значит!
– Спасибо за подарок, – сказал он. – Э… я очень тронут, тетя.
И испугался еще сильнее: панический взгляд тетушки метался по берегу, задерживаясь почему-то на верхушках пальм. Ничего особенного, кроме двух-трех восьмилапых макак, Трифилий там не заметил. А когда тетушка повернула к нему кирпичное потное лицо, Трифилию показалось, что она сейчас кинется на него и начнет, вереща и задыхаясь, отдирать его от дверцы. Говорить после бега она не могла, махала руками, глотала слюну, и до инфаркта ей оставалось полтора прыжка. Как и до инсульта, впрочем. А лицо, а кожа…
Сейчас Трифилий дал бы тетушке не сто девять лет, а все двести восемнадцать.
– В чем дело, тетя? – спросил Трифилий, твердо решивший не отходить от дверцы, пока тетушка не отдышится и не даст объяснений. – Спасибо, говорю, за подарок. Тронут. Тут райский уголок. А что это у тебя на платье? Паутина такая?
Вечернее платье тети Октавии, когда-то роскошное, и впрямь выглядело плачевно. Если бы оно только выгорело и вылиняло… Если бы глаза и обоняние не говорили о том, что тетушка не снимала это платье очень, очень давно… Но что означали эти белесые нити, во множестве прилипшие к обветшавшей ткани?
Из любопытства Трифилий потянул за одну свисающую. Нить оказалась прочной, порваться не захотела и к ткани, видимо, пристала намертво.
– Убери руки! – взвизгнула тетушка в промежутке между двумя судорожными вдохами и, подышав еще, потребовала: – Пропусти.
– Зачем так торопиться?
Тетушка мало-помалу приходила в себя. Нет, инфаркта не будет, решил Трифилий. И инсульта. Не в этот раз.
– Это… теперь… твое… – через силу выговорила тетушка, обводя рукой пляж. – Я не гощу… без приглашения…
Если за очевидной нелепостью этих слов и прятался какой-то подтекст, то Трифилий его не понял.
– Ну так я приглашаю, – ухмыльнулся он. – Пойдем, тетя, посидим на веранде, по стопочке выпьем… Вещи твои помогу собрать, да и переоденешься заодно… Представь-ка себя в таком виде на Земле, на космовокзале. Хуже Цезаря, честное слово…
Тетушка метнула быстрый взгляд вправо-влево, и взгляд этот показался Трифилию затравленным и тем более странным, что ничего опасного поблизости по-прежнему не наблюдалось. Макаки, конечно, не в счет.
– Пожалуй, – с натугой произнесла она. – Что это я в самом деле… Ну, веди в свой дом, племянник…
«Наконец-то, – с облегчением подумал Трифилий. – А то торчи тут на жаре, уламывай каргу старую, сумасшедшую…». Галантно подскочив, он согнул руку колесом, приглашая опереться, и очень напрасно сделал. С неожиданной силой тетушка оттолкнула его и рванулась в кабину. Изнутри донесся победный вопль.
Трифилий только и успел, что всунуть носок ботинка и помешать дверце захлопнуться. Сейчас же ботинок начали яростно пинать.