Дата моей смерти
Шрифт:
Старик-то был не из пугливых.
— Но вот идея с одеколоном и топотом на лестнице, по — моему, не из самых удачных. Призраки не пахнут, и не топочут — Да? А кто об этом думает в такой момент? Ты ее спроси. Она ведь сначала до смерти испугалась. Так? А испуганный человек менее всего склонен анализировать, он действует импульсивно, эмоционально. А тут извольте — еще один эмоциональный удар. Запах из прошлого. Нет, не соглашусь я с тобой.
Задумано и исполнено тоже на высоком уровне. Главное — нужный эффект был достигнут?
— Да уж, был. Отрицать не стану.
— Да, и модель на фото тоже она, странно, что ты этого не разглядела, это наверняка усилило бы эффект воздействия. И работала она с тобой очень профессионально, что, собственно было не трудно. У нее было два сензитива — человека, проникших в твое сознание — глубже некуда: Егор и Муся. Но все равно, техника, по заключению наших экспертов, продемонстрирована отменная.
Собственно, все прочее было прелюдией, а откровенно и прямо запрограммировала тебя на самоубийство именно она. Причем, красиво, теоретически выверено, гармонично. Прости, что напоминаю.
— Ну, из песни слово не выкинешь. Не понимаю, только зачем она так вытягивала из Егора информацию обо мне, и зачем поначалу, пока еще Егор был вполне управляем, приставили ко мне Мусю.
— На всякий случай. А случаи, поверь, бывают всякие. Егор был управляем, но не ощущать его твердости и хитрости, она не могла. Потом, не забывай, она отменный специалист, и к тому же, женщина: не понимать, что до конца он тебя не разлюбил, и потому ей не принадлежит, она не могла. Потому нужен был постоянный контроль за его мыслями и постоянное, на уровне его подсознания противостояние с тобой. Ну а Муся? Муся была приставлена поначалу на случай всяких выходок с твоей стороны. От тебя ведь ожидали чего угодно: могла броситься искать Егора и требовать объяснений — Пыталась…
— Ну, вот видишь. Могла, в конце концов, разжалобить его, и вернуть обратно. Могла, в припадке ревности просто прибить любимого, или нанять киллеров — Нет, киллеров — вряд ли. Сама — да, могла бы, и подумывала об этом нередко — Я тоже почему-то не представляю мадам заключающую сделку с киллером, но вот с пистолетом в руке — очень даже хорошо представляю. О! Это впечатляет!
— Вот — вот, их, это тоже, видимо, впечатляло, и потому Муся была пришита к твоей юбке намертво.
— Да, и только когда Егор погиб, она рискнула оставить меня в одиночестве, видимо надо было быть рядом с сестрой. Так был ли он для нее только объектом?
— Не знаю, и никто не знает. Егор был яркой личностью. А она, при всей своей мерзости, все же — женщиной. Все могло быть. Может, когда ни-будь судьба сведет вас и она пожелает тебе все рассказать Не знаю, я адвокат, а прежде — сыщик, мне такие тонкие материи не доступны.
— Кстати, ее так и не нашли.?
— Нет, исчезла на следующий день после того, как все рассыпалось Теперь ее будут прятать долго, если не упрятали навсегда — Да-а, это вполне возможно — А эта аморфная дрянь объявила меня покойником.
— Успокойся, значит, жить будешь долго. К тому же ей нужен был повод отлучиться,
— Дураки, поговаривали.
— А Мусе, кстати, пришлось очень нелегко в эти дни. С одной стороны, ей надо было подготовить тебя к мысли о том, что ты нужна Егору на том свете и обязана за ним последовать, а с другой — ты ни в коем случае не должна была этого почувствовать. Наоборот.
— Да, это был хороший спектакль с рекламой платья, которая ее так расстроила, и с фильмом, который я, вроде бы, не должна смотреть.
— А потом нужно было оставить тебя одну, но так, чтобы ты сама себя чувствовала в этом виноватой.
— Это тоже удалось.
— Дальше была самая главная их мулька, с интернетом.
— Это конечно, Кассандра? В смысле, Дарья?
— Не факт. То есть, общалась с тобой она — вне всякого сомнения. Так воспроизвести манеру речи и лексику Егора могла только она. Но вот автор идеи — человек очень серьезный, это мог быть кто-то из самой верхушки. Уж очень нестандартное, при нынешнем российском компьютерном отставании, решение.
— У нас нет отставания, но, по-моему, еще никто не додумался вещать от имени мертвых.
— Так это Россия, Гвидо!
— Да, да Россия. Я помню.
— Так что автора предъявить не могу, и сам о том сильно сожалею, большого ума человек. Просто хотелось бы в глаза взглянуть. Ну, подушка в одеколоне, записка на зеркале — это ясно, Мусиных рук дело. Что там еще?
Службы побудки в городской телефонной сети, разумеется, нет — Нет?!!
— Это…
— … Россия… Я понял, понял, но все время забываю, простите. Многое очень похоже — Мы понимаем, и сами иногда забываем…
— Вот, это, пожалуй, все, остальное мелкие незначительные детали…
— Например, как она интересовалась у меня, жив ли я?
— Слушай, при твоей профессии надо иметь более крепкие нервы…
— Ладно, не спорьте. Все так все. Слава Богу, что все.
— Знаете, мы часто сегодня поминаем Бога, и я вот что вспомнил. Мой дед когда-то говорил мне, давно, в раннем детстве, что существуют на свете всего несколько профессий, чей профессиональный долг — делать людям добро и отстаивать их интересы на своем поприще до последней возможности, а иногда — как это? — и капли крови. Это профессии священника, врача, адвоката и банкира. И вот теперь, я смотрю, что нас здесь только трое, не хватает только священника. Но мы часто говорим о Боге. Получается, дед прав и сейчас. Вы понимаете, что я хотел сказать?..
— Очень хорошо понимаем, Гвидо, но это ведь — это…
— … Россия Гвидо обречено поднимает руки.
— Нет, теперь уже без всякой иронии, Гвидо. Мы реже обращаемся к священникам, можно сказать, что большинство нации вообще не приучено искать у них помощи. Только в самых крайних случаях: рождения и смерти — Да, я понимаю, семьдесят лет атеизма…
— И это тоже, но есть нечто более важное. Здесь большевики со своим атеизмом ничего, как раз, поделать не смогли — Очень интересно, и что же это такое?