Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты (сборник)
Шрифт:
– Ну и прекрасно! – обрадовалась Наташа. И предложила грустному полковнику: – Вам, Валерий Петрович, наверно, покрепче? Не выспались?
– Не вполне, – признал тот. – Пожалуйста, три ложечки… Хотя… это ведь растворимый? Тогда лучше четыре.
– А Тамарочка наша по утрам изволит пить капучино, – сообщила Наташе Маргарита. – А также свежевыжатый сок, круассаны и клубнику со взбитыми сливками кушает. Вичка ей только что потащила…
– Ну и пусть подавится, – пожала плечами Наташа. – А тебе, Маргарит, сколько кофе?
– А я эту бурду даже пить не буду, –
– Нет уж, Ритка, – возмутилась Наташа. – Кофе – это святое.
Она только приготовилась сделать первый, самый сладостный глоток, как по лестнице вдруг загрохотали шаги.
В особняке, Наташа уже подметила, все, включая хозяев, старались ходить неслышно, «по-барски», а тут не просто шаги, а топот, будто слон бежит.
Наташа, Рита, Майя, Инков и Валерий Петрович удивленно переглянулись. Один Денис, похоже, ничего не замечал – так глубоко задумался.
На пороге столовой возникла домработница – лицо бледное, рот перекошен в гримасе, губы шевелятся, но не могут вымолвить ни слова.
– Что случилось, Вика? – спокойно спросил Валерий Петрович.
– Там… там… – наконец выдавила она. – Там Тамара… Ее… Ее… – Губы не слушались. – Ее убили!..
Глава 5
Валерий Петрович
– С чего вы взяли, что – убили? – с хладнокровным любопытством проговорил полковник.
Однако домработница больше не могла произнести ни слова. Она застыла на лестнице, губы впустую шевелились, в глазах расплескался ужас.
Ходасевич попытался зафиксировать реакцию всех пятерых, находящихся в гостиной: Инкова, Майи, а также падчериц – Наташи с Ритой и пасынка – Дениса.
Каждый из них выказал свое удивление с той или иной силой, в зависимости от характера и темперамента. Самым непроницаемым выглядело лицо Дениса – но, впрочем, он был бизнесменом, а этому племени, словно игрокам в покер, положено скрывать свои эмоции. Денис лишь поставил на блюдце чашечку кофе, из которой намеревался отхлебнуть, и незапланированно промокнул губы льняной салфеткой.
Склонная к истерике Рита откинулась на стуле и вся побелела как полотно: того гляди снова в обморок грохнется.
До Наташи, самой симпатичной и быстро соображающей среди всей компании, известие дошло быстрее, чем до прочих. В глазах ее мелькнул (Ходасевич мог поклясться) злорадный огонек. А потом – ее загорелое лицо выразило радость и надежду. Надежду и радость. Радость – избавления от противной родственницы и вновь возникшую надежду – на немалое наследство. Впрочем, как умный человек, Наташа постаралась быстро затушевать эти эмоции и проговорила:
– Убили? Как?..
Вопрос остался без ответа, потому как домработница по-прежнему стояла без движения – но ни одного внятного слова больше не произносила.
Инков, верный заместитель покойного директора «Древэкспорта», как и Денис, постарался не выдать своих эмоций – однако в глазах его промелькнула сложная смесь чувств. Горести среди них,
Однако самую неадекватную реакцию выдала Майя – молоденькая то ли жена, то ли возлюбленная бизнесмена Дениса. В ее глазах полковник прочел нескрываемое торжество и злорадство.
Ходасевич первым завершил немую сцену. Он поднялся с места и, тяжело ступая, пошел к лестнице. Подойдя к ее изножию, он обернулся ко всем тем, кто собрался за завтраком, и сухо проговорил:
– Попрошу ничего не предпринимать.
А потом мягко сказал домработнице:
– Пойдемте, Вика, со мной.
В его словах слышалась такая привычка командовать, что даже испуганная домработница не могла не подчиниться. Она посторонилась, давая дорогу грузному полковнику, а потом безропотно, словно ведомая дудочкой крысолова, пошла за ним следом.
На площадке второго этажа Валерий Петрович бросил взгляд на оставшихся в гостиной. Было очевидно, что гости уже оправились от первого шока и ждут не дождутся, когда полковник уйдет, чтобы поделиться друг с другом своими эмоциями по поводу смерти ненавистной хозяйки.
Дверь в спальню Тамары оказалась полуоткрыта. Полковник вытащил из кармана носовой платок, обернул им руку и, осторожно взявшись за косяк, распахнул дубовую дверь на всю ширину.
Спальня хозяев оказалась куда роскошней, чем комнаты для гостей: площадью примерно метров тридцать. Огромные высокие окна, выходящие в сад, были завешены жалюзи и, судя по всему, плотно закрыты. В полутемной комнате царила кондиционированная прохлада. На стене, расположенной напротив кровати, висел огромный телевизор с плазменным экраном, а еще выше, над телевизором, помещалась обрамленная в роскошную раму большущая картина с морским пейзажем, написанная под Айвазовского (а возможно, и сам Айвазовский).
На полу у самой двери валялся поднос. По плитке в стиле древнеримских терм разлетелись осколки чашки, молочника, стакана. Растеклись кофе, и сливки, и апельсиновый сок. Валялась в луже воды свежесрезанная роза.
Полковник рассматривал интерьер – благодаря давней привычке обращать внимание прежде всего на детали.
«Главное бросится в глаза само, – всегда считал он. – А вот второстепенное – прячется в тени. Дьявол таится в мелочах». Однако сейчас ни единой детали в глаза не бросилось. Ничего нелогичного. Ничего настораживающего. Ничего странного.
И тогда полковник, не двигаясь с места, перевел глаза на главное.
Посреди огромной кровати, в безвольной позе, завернутое в окровавленную простыню, лежало тело Тамары Конышевой. Из-под простыни, пропитанной кровью, виднелась запрокинутая голова: черные локоны, восковой заострившийся нос. С кровати бессильно свисала обнаженная рука.
Полковник отступил назад, в глубь коридора. В голове мелькнуло: «Проклятие! Какого рожна я в это вляпался? Вот тебе и плата за налаженный септик! Уж лучше б я ассенизатора вызвал».