ДАТСКИЙ ДНЕВНИК
Шрифт:
Домашним хозяйством никто в доме себя не утруждает. Вся грязная посуда сваливается в посудомоечную машину, которая запускается раз в неделю, потому что посуды в доме много. Все прочие хозяйственные акции предпринимаются, судя по всему, на рождество. И очень хорошо, душа отдыхает от избыточной чистоты датских улиц и университетских коридоров.
19 августа. В первый же день мне выдали ключ, открывающий все комнаты в институте, включая входную дверь, и теперь я могу приходить сюда хоть ночью, хоть в выходные. А что ещё здесь делать?
Лихорадочно вспоминаю свой английский. В пятницу ходил пить с новыми коллегами пиво после работы — как и для всех датчан, английский для них — второй родной язык. Старательно размывал языковой барьер темным
20 августа. Зарисовка о дамах: здешние дамы представляют собой датчанок, то есть зрелище весьма своеобразное. Они вовсе не блондинки — они, что называется, белобрысые… Волосы, брови и ресницы у них не то бумажно-белого цвета, не то просто прозрачные. Некоторые из них невероятно худы и выражение на лице имеют подчеркнуто стервозное. Некоторые отличаются горизонтальными габаритами до полутора метров в диаметре, но, что интересно, при этом выражение на лице имеют столь же стервозное. Про пожилых дам я и не говорю — на их лицах это выражение достигает в своем роде совершенства. И все они всё время ездят на велосипедах. И все носят крохотные очки в металлических оправах. И почти у всех почему-то агрессивно выступают вперед зубы — может, это самореклама местной стоматологии?. И в таких условиях мне придется работать. Однако некоторые юные датчанки… очень хороши. В ровном датском климате они вырастают в длину до двух метров, оставаясь при этом тоненькими, как тростиночки, — такое ощущение, что их колышет легчайший ветерок. И им очень идут их длинные белые гривы.
21 августа. Сегодня институтская администраторша свозила меня в городской отдел регистрации иностранцев — там мне присвоили номер соцстрахования, присущий всем датчанам и объяснили, что теперь, как только мои документы оформят и пришлют мне по почте карточку соцстрахования, я смогу пользоваться всеми правами датчанина, то есть бесплатным медицинским обслуживанием и всеми прочими радостями. Потом меня отвезли в налоговое управление, где мне намекнули, что кроме прав, у датчан есть и обязанности, в банк, где мне открыли счет, и к фотографу, потому что моё фото должно быть помещено в институтской газете, «чтобы меня все знали».
А на время, пока датские бюрократы неспешно занимаются оформлением моих документов (обещали закончить к октябрю), в секретариате института мне выписали временную медицинскую страховку и оплатили её. Самое интересное, что меня ещё даже не зачислили в штат, и тем не менее уже выдали ключи, страховку, место в офисе… полный развитой социализм. Мой энтузиазм насчет ключа от институтских дверей сразу же постарался охладить мой друг, работающий в университете в Германии — ты, говорит, осторожнее с этим ключом, у нас тут в Германии за его потерю штраф 10 000 марок, потому что при его потере надо все замки в здании менять. Я не поленился, сходил и узнал, сколько с меня возьмут, если я потеряю ключ. Оказалось, 100 крон — стоимость изготовления нового ключа (8 крон в то время равнялись одному доллару).
22 августа. Все вроде идет хорошо, за одним исключением — датчане, оказывается, не так давно поменяли налоговые правила и собираются брать с меня датские налоги. Как минимум треть зарплаты, а может, и больше. Датчане вот платят больше половины. А когда меня сюда приглашали — речь шла о том, что российские граждане первый год налоги не платят вообще. Фиг бы я сюда иначе поехал.
И ещё местные налоговики мне сказали, что зато они не будут брать налоги с доходов, которые я буду получать из России (со своих имений, что ли?) — если, конечно, буду, но это уже моё дело. Вот спасибо—то им… Следовательно, денег — при здешних—то запредельных ценах, в которые 25 % налогов уже включены изначально! — я не привезу. Но оно, наверное, и к лучшему. В нашей стране деньги — одна хвороба. Зато буду чист перед налоговой инспекцией
23 августа. Все идет отлично, только мои налоги собираются вырасти до 45 %. Боюсь, что пока я не расплачусь со здешним правительством, мне отсюда будет не уехать. Или моим друзьям в России придется собирать за меня деньги на выкуп.
24 августа. А в остальном все по-прежнему очень занимательно. Например, велосипедисты, — их здесь больше, чем жителей и приезжих, вместе взятых. И автобусы — по ним можно проверять часы, они никогда не опаздывают даже на минуту. А ходят днем по каждому маршруту раз в десять-двенадцать минут, и кому все это надо, непонятно — я ни разу не видел, чтобы автобус был заполнен больше, чем на треть, все ездят на велосипедах.
Нашел мостовую в центре, где в обычные камни вкраплена цветная мозаика. А еще тут повсюду растет плющ, и самые высокие университетские здания (сами по себе безобразно кирпичные) покрыты сплошным зеленым ковром до седьмого этажа.
26 августа. Пытаюсь в свободные минуты учить датский язык. Занятие безнадежное — сам язык немножко похож и на английский, и на немецкий, но датское произношение предельно невнятно. Устный датский ничего общего не имеет ни с письменным датским, и ни одну гласную мне еще не удалось произнести так, чтобы меня поняли. Доходит до абсурда — меня спрашивают, в каком районе я живу, я им говорю — Вайлбю—Риссков, а они говорят — чего? Наконец, один (самый умный) догадывается, а, говорит, наверное, Вайлбю—Риссков? Я говорю — ну да, а я разве не то же самое сказал? Э нет, говорит, ты сказал что-то совсем другое!
Собираюсь приобрести транспортное средство — велосипед. Велосипеды очень дороги, даже сильно подержанные стоят от 200 долларов, а средняя цена нового — 500. Так что, наверное, не соберусь. Куда я его потом дену? Некоторые аборигены ездят на смешных маленьких складных самокатах или на роликовых коньках. Однако вряд ли я на роликах доеду до работы — здесь почти пять километров по холмам.
Про работу пока писать нечего — она толком не началась. Надеюсь, что с понедельника начнем. Не знаю, реально ли сделать все в одиночку за год, тем более, что изобилия комплектующих здесь вовсе нет. Точнее, все очень богато — и ничего лишнего. Но ребята вроде здесь работают хорошие. Все очень молодые, и аспиранты и пост—доки, я себе кажусь динозавром.
О пост—доках: В Европе принято после защиты кандидатской диссертации проводить несколько лет на стажировке в какой-нибудь другой стране или странах. Такие стажеры, по преимуществу иностранцы, называются пост—доками; на них и на аспирантах держится вся наука. После нескольких лет скитаний по таким стажировкам некоторым пост—докам удается найти где-нибудь постоянную позицию; с этого момента работать они перестают.
28 августа. Меня собираются отправить в командировку в Париж на пару недель, набираться опыта в тамошних лабораториях. Вот работаешь на них, работаешь, а они все ездят на тебе и ездят, то им в Париж мотайся, то еще в какой Урюпинск зашлют, эксплуататоры зарубежные.
29 августа. Купил все-таки велосипед, хороший и недорогой такой маунтин—байк, всего за восемьдесят долларов. Еще двадцать заплатил за причиндалы к нему — обязательные передний и задний фонарики на батарейках, насос и прочее. Ехать за ним пришлось в загородный супермаркет — в городе цены на такие же велосипеды начинаются с трехсот—пятисот долларов. Я его опробовал, для начала въехав на нем в лабораторию с тем, чтобы его, велосипед, наладить, и наехав на директора института, который в эту же лабораторию в это же время зашел, чтобы со мной познакомиться. После этого вечером отправился на нем (в смысле, на велосипеде, а не на директоре) домой. Получилось неплохо, даже замечательно, только некоторые части тела, привыкшие к удобным креслам, чувствительно побаливают.