Давай останемся никем
Шрифт:
Сощуриваюсь, зачем-то всматриваясь в него внимательнее.
– Ну что? Готова тестить или будешь писать завещание? – произносит Скайлер спустя короткое время. Отходит от качелей и задирает край футболки, чтобы вытереть пот со лба.
Мне же снова открывается вид на его бугрящийся живот.
Его кожа влажная после физического труда и от этого поблескивает под светом фонарей. Я ненарочно пробегаюсь по натренированным мышцам глазами. Один кубик, два, три, четыре, пять,
Быстро моргаю, когда черная футболка скрывает их от меня. Виновато вскидываю взгляд.
Склонив голову Скайлер наблюдает за мной и как мне кажется снисходительно усмехается. Опять же, возможно мне кажется, потому что на эмоции его лицо не богато.
– Следовало бы написать, - щурюсь, вставая с травы и подходя к качелям. Берусь за них и несколько раз с силой тяну на себя, проверяя на прочность.
Парень складывает руки на груди.
– Ладно. Но если со мной что-то случится, сидеть со мной парализованной до конца жизни будешь ты.
Мне кажется или я услышала смешок? Настоящий смешок. Не хмыканье, нет!
Резко поворачиваю голову и действительно вижу, что он улыбается. Искренне, оголив зубы. Ох, какая у него оказывается красивая улыбка! Эти крошечные морщинки около губ и глаз. Ровные зубы, форма губ…
Внутри что-то странно шелохнулось, а я вдруг поняла, что вот именно в этот конкретный момент перестала его бояться.
– Так уж и быть, если что буду менять твою утку, - хмыкает Скайлер, заставляя меня закатить глаза. – Садись давай.
Еще раз обвожу недоверчивым взглядом качели и усаживаюсь на них, внутренне вся напрягаясь. Не хочется поцеловать одним местом землю. И хоть у нас тут не асфальт, а трава, но от этого страх меньше не становится.
Скайлер становится сзади меня и вдруг склоняется к моему уху:
– Готова полетать?
– Нет, - отвечаю я, отчего-то напрягаясь еще сильнее. Сквозь футболку чувствую тепло его тела и крепче сжимаю цепи.
– Уже поздно, - отвечает всё также близко к моему уху, а потом начинает меня раскатывать.
Толкает вперед, ловит и снова вперед. Сильнее и сильнее. Я давно не каталась на качелях, чаще просто сидела на них, поэтому сейчас от забытых ощущений внутри живота щекочет. Вместе с движением качелей вниз ухает, а вверх - летит, упираясь в легкие. Не замечаю, как начинаю визжать и смеяться одновременно, уже сама раскачиваясь вперед и назад ногами. Сумасшедшее чувство полета. Неповторимое. Будто крылья выросли и несут куда-то очень далеко. И почему я перестала кататься, это же так здорово?
Скайлер обходит меня и становится спереди, исподлобья наблюдая за моим восторгом. Встречаю
Только Скайлер выглядит серьёзным. Безотрывно смотрит на меня, наверное опасаясь, что качели не выдержат такого напряжения. Такой серьезный, честное слово.
– Дай мне, дай мне, - требует Эйдан, подпрыгивая на месте.
Я снова смеюсь и постепенно останавливаюсь, а потом спрыгиваю на лету, как делала в детстве.
Лицо пылает, внутри бурлит адреналин и всё время хочется улыбаться.
– Это было здорово! Эйдан, твоя очередь!
Брата дважды приглашать не надо. Он с удовольствием забирается на сиденье и начинает раскачиваться.
– Тебя кто научил такому?
Спрашиваю у Скайлера, когда он, собрав инструменты, бросает их обратно в сумку.
– Сам.
– Сам?
– Когда некому учить, приходится самому.
Шутка про кружок «сделай сам» уже не кажется мне такой смешной.
Чёрт, я ведь об этом совсем не подумала.
– Мне жаль, что у тебя нет родителей.
Говорю ему тихо, а он накидывает капюшон куртки, застегивает ее и становится рядом со мной.
– Кто сказал, что нет? У меня есть мать. Просто ее лишили родительских прав.
От неожиданности я забываю о тактичности и всматриваюсь в его лицо с нескрываемым любопытством.
– Как это?
– Также, как у тебя. Она жива, никаких трагических историй. Просто пила много, отчего я начал скитаться по улицам, потому что там мне было комфортнее. Потом она два раза чуть не погибла, и ее лишили родительских прав, а меня отдали в интернат.
– Сколько тебе было?
– Десять.
С ума сойти. Закусываю губу, представляя десятилетнего мальчика, у которого вдруг не стало дома и матери. Внутренности сводит от огромной порции боли.
– Мне жаль. Ты видишься с ней?
– Да.
– Правда?
– Что тебя удивляет? – он снова закидывает голову назад, наблюдая за довольно выкрикивающим Эйданом.
– Не знаю. Ну просто… она довела тебя до такого и ты все равно видишься с ней.
– Она моя мать.
Я опускаю взгляд вниз. Пытаюсь понять, как бы я себя вела и осознаю, что не смогла бы бросить маму ни за что на свете. Я люблю ее, даже когда она бывает слишком навязчива или заставляет делать то, что мне не нравится.
Наверное, это все так.