Давай поговорим! Клетка. Собака — враг человека
Шрифт:
Леонтий Петрович отхлебнул чаю и подошел к окну. Быстро темнело. Из сквера доносились взрывы пьяноватого неприятного хохота. Бродили сигаретные огоньки.
Продолжим.
Что можно сказать о самом мучителе? Человек роста небольшого, можно даже сказать, что он щупл. Комплекс маленького мужчины? Возможно. Один ради самоутверждения становится французским императором, другой истязает туповатого московского акселерата. Теперь противогаз. Это тоже важно. Это может означать: а. — мучитель лично знаком Роману и не хочет, чтобы тот его узнал, б. — в планы мучителя не входит убийство парня, и он боится,
И всматриваться надо поскорее, потому что долго Роман не протянет, писания его прямо-таки сочатся кровью и отчаянием.
Раздался звонок в дверь. Дверь открыла Раиса, соседка Леонтия Петровича, девушка без возраста. Это пришли Бухов с Русецким. Ребята были мрачны, в умеренном подпитии. Оба рослые, коренастые, с шеями ненормальной толщины, с белыми мозолями на костяшках пальцев. У одного черный ежик и черная кожаная куртка — Бухов, у второго ежик рыжий и куртка джинсовая, соответственно — Русецкий.
Шумно ступая огромными остроносыми башмаками, они подошли к столу, с грохотом придвинули стулья, сели, одинаково поставив локти на скатерть.
Леонтий Петрович отхлебнул чаю, почесал кончик носа и спросил:
— Ничего?
Саня Бухов едва заметно, но отрицательно покачал головой. Русецкий нахмурился и покрутил золотую «гайку» на пальце.
— Дурное какое-то дело. Мы со всеми побазарили — никто ничего. Его не за деньги подпалили.
— Согласен. Он и сам об этом сообщает, — подполковник постучал пальцем по листку с письмом Романа.
— Что будем делать? — спросил Русецкий, голос у него оказался неестественно низким и шершавым, сжег каким-то ацетоном голосовые связки.
— Продолжать.
— Что продолжать? — Бухов, потирая левое запястье.
— Искать. Он где-то рядом, неподалеку. Чую, — энергично сказал подполковник, и нос его подергался. — Надо обшарить все подвалы, склады и другое похожее все. Особенно те дома, что стоят возле метро и трамвайной линии. И будьте поосторожнее как-нибудь. Не ходите по одному.
Бухов и Русецкий одновременно исподлобья поглядели на своего бывшего наставника.
— На всякий случай, — улыбнулся тот, — может ведь быть, что это война против всей вашей команды. Тоже надо и такое учитывать.
Саня Бухов опять едва заметно помотал головой.
— Навряд. Но я поговорю с бандитами с нашими.
— С бандитами, — заинтересовался военрук, — а вы кто?
— Мы «отморозки», — просипел Русецкий.
— A-а, ну, в общем, понятно. Но все равно присматривайтесь. Чую я, что гад этот не издалека. Где-то поблизости сидел. И момента ждал. И Ромку он выбрал не случайно. Вот только бы докумекать, чего ему надо.
— Лажа, — поморщился Русецкий, — если не бабки, то что ему еще может быть надо?
— Может, тут, ребятки, не бабки, а баба? — загадочно улыбнулся подполковник.
«Ребятки» переглянулись.
— Надо с Люськой побазарить, — неуверенно прогудел Бухов.
— Кто это Люська?
— Его кошелка.
— Постоянная?
— Ну, как постоянная… сейчас вроде да.
— Скажи ей, Саня, что мне нужно
Парни поднялись и шумно двинулись к выходу. Подполковник грустно и мудро посмотрел им вслед. Еще нет и восемнадцати, а какие волчары. Он помнил их по училищу очень хорошо — и тогда уже они были лихими пареньками. Дрались, курили, приворовывали. Как почти все. Нынешняя их жизнь была для него загадкой, он чувствовал, что внутрь они его не пустят, а жаль. Может быть, и пригодилась бы, может, и сработала бы его педагогическая жилка и удалось бы ему отвести эти души заблудшие от дел самых плохих. Эх, мальчишки, искренне вздохнул Леонтий Петрович, на какую жизнь обрекли мы вас. Что стало со страною, что стало с вами. Кто ответит за все это?! Подполковник отвернулся к темному окну, отхлебнул холодного уже чаю и молча сказал: я и отвечу. И на сердце у него стало если и не легче, то чуть-чуть яснее.
Вновь позвонили во входную дверь.
Леонтий Петрович никого не ждал и поэтому удивился. Не к Раисе же гости.
— Леонтий Петрович, вам письмо, — раздался голос соседки.
Неподдельное удивление выразилось на вечно обветренном лице военрука. От кого же могло оно… он уже много лет не получал никаких писем. Еще не успело оформиться смутное предчувствие, а лист клетчатой бумаги уже плясал в дрожащих пальцах.
Леонтий Петрович эта Роман я — дальше шло краткое изложение всего того, о чем повествовалось в трех посланиях «Сане». Потом новости. Таинственный истязатель и не думал оставлять своих упражнений в палаческом искусстве. Омерзительная его изобретательность не знала границ. К пытке неизвестностью, голодом, жаждой, грязью и током прибавилась пытка паяльной лампой, то есть огнем. По мнению автора послания, безумец в противогазе решил зажарить его «как свиню». Желваки на щеках военрука окаменели, застучала кровь во лбу.
— Кто?! — крикнул он вдруг. — Кто?!
В голосе его смешалось такое количество боли и ярости, что могло показаться, что его вопрошание обращено к высшим силам. Оказалось — нет. У вопроса был адресат на земле.
Леонтий Петрович выскочил в коридор.
— Рая!
Всклокоченная женская голова показалась в дверях ванной:
— Кто это принес?!
— Женщина.
— Какая женщина?
Раиса сделала движение рукой, стараясь обрисовать облик, но стал распахиваться халат, и рука не успела закончить работу.
Подполковник не обратил внимания на этот приступ стыдливости.
Женщина, размышлял он. Если в эту историю замешана женщина… может быть, женщина и есть этот самый… общеизвестно, что лица женского пола по части изуверских изысков талантливее мужиков. Отсюда и противогаз.
— Где она?!
Раиса и здесь ничего не успела ответить, подполковник уже отпирал дверь. Даже не переобув шлепанцев, вылетел наружу. Лифта ждать не стал. С четвертого этажа скатился со скоростью двоечника. Но все эти подвиги пропали даром, ничем, кроме равнодушной темноты, улица не ответила на его старание. Искать неизвестно какую женщину, ушедшую в неизвестно каком направлении? Уж лучше подавайте стог, заряженный иголкой.