Давайте все убьем Констанцию
Шрифт:
— Соображай, — сказала Констанция.
Я начал с начала. А — Александер, Альберт и Уильям. Б — Берроуз. В —…
— О черт, — прошептал я. — Тысяча девятисотый. А на дворе тысяча девятьсот шестидесятый. — (Из-под вечного летнего загара Констанции проступала бледность.) — Эти люди. Почти все уже умерли. — Я уставился на фамилии. — По большей части телефонов бесполезно звонить. Это…
— Что?
— Это Книга мертвых.
— В самую точку.
— Книга мертвых, — повторил я. — Египетская. Из гробницы.
— Прямиком. — Констанция замолчала.
— Кто-то тебе ее послал? Записку приложил?
— К чему еще и записка?
Я перевернул еще несколько страниц.
— Ни к чему. Поскольку никого практически не осталось в живых, подразумевается…
— Скоро меня не будет.
— Твоя фамилия станет последней в перечне?
— Угу.
Я затрясся и подкрутил нагреватель.
— Гнусная выходка.
— Гнусная.
— Телефонные книги, — пробормотал я. — Мэгги говорит, я над ними пускаю слезу, но все зависит от того, что это за книги и какого года.
— Да, все зависит от этого. И вот…
Она вынула из сумки еще одну черную книжечку.
— Открой.
Я прочел: «Констанция Раттиган» и адрес ее дома на берегу — и открыл первую страницу. Фамилии были все на А.
— Абрамс, Александер, Аллен, Алсоп. Я стал читать дальше:
— Басс, Бенсон, Бертон, Болдуин, Брэдли… Кончики пальцев у меня похолодели.
— Это ведь все твои друзья? Фамилии сплошь знакомые.
— И что?
— Не все, но большинство похоронены на Лесной Лужайке. И вот их откопали. Кладбищенская книга, — проговорил я.
— И похуже, чем та, девятисотого года.
— Почему?
— Эту я уже несколько лет назад отдала. «Голливудским помощникам». У меня не хватало духу вычеркивать фамилии. Мертвые накапливались. Осталось всего несколько живых. Но я эту книжку отдала. И вот она вернулась. Я нашла ее вечером, после пляжа.
— Боже, ты купаешься в такую погоду?
— И в дождь, и в солнце. Возвращаюсь вечером, а она лежит во дворе, словно надгробие.
— Записки не было?
— Слов тут не нужно.
— Господи Иисусе. — Я взял в одну руку старый справочник, а в другую книжечку Раттиган, испещренную буковками и цифрами.
— Две почти что Книги мертвых.
— Ага, почти что, — кивнула Констанция. — Посмотри сюда, сюда и вот сюда.
Она показала мне на трех страницах три фамилии, каждая обведена красными чернилами и помечена крестиком.
— Эти фамилии? Они какие-нибудь особенные?
— Да, особенные. АВ мертв. Так, во всяком случае, я думаю. Но видишь, они помечены? Помечены крестиками, и что бы это значило?
— Кандидаты на тот свет? Следующие?
— Да, то есть нет, не знаю, только мне страшно. Гляди.
Фамилия Констанции, в самом начале, тоже была отмечена красным кружком и крестиком.
— Книга мертвых плюс список вероятных кандидатов в покойники?
— Как она тебе на ощупь, эта книжка?
— Холодная. Ужасно холодная.
Дождь барабанил по крыше.
— Кто бы мог устроить тебе такое, Констанция? Назови нескольких.
— Черт, да сколько угодно. — Она помолчала, прикидывая. — Поверишь, если я скажу девятьсот? Плюс-минус дюжина.
— Бог мой, список подозреваемых длинноватый.
— За тридцать-то лет? Скудненько.
— Скудненько? — воскликнул я.
— Рядами выстроились на берегу.
— Ты не обязана была их впускать!
— А если они все кричали: Раттиган?!
— Ты не обязана была слушать.
— Что это, хор баптистов?
— Прости.
— Ладно. — Большим глотком она прикончила бутылку и поморщилась. — Поможешь найти этого сукина сына или сукиных сынов, если их двое — каждый подбросил по книге.
— Я не детектив, Констанция.
— А не ты ли, помнится, чуть не потоп в канале с этим психом Чужаком?
— Ну…
— А не тебя ли я видела в соборе Нотр-Дам на студии «Феникс» с Горбуном? Помоги мамочке, пожалуйста.
— Подумаю утром. Не на сонную голову.
— Эта ночь не для сна. Приласкай лучше эту старую развалину. А теперь…
Она встала, держа в руках две Книги мертвых, пересекла комнату, распахнула дверь в черную хлябь, где прибой размывал берег, и нацелилась.
— Погоди! — выкрикнул я. — Если я возьмусь помочь, мне они понадобятся!
— Молодчина. — Она закрыла дверь. — Постель и ласки? Но без механического монтажа.
— И в мыслях не было, Констанция.
ГЛАВА 3
Без четверти три, среди грозовой ночи, у самого бунгало с жутким сверканием воткнулась в землю молния. Разразился гром. Мыши в стенах подохли с испугу.
Раттиган подскочила в постели.
— Спаси меня! — завопила она.
— Констанция! — Я вгляделся в тьму. — Бога ради, ты к кому обращаешься? К себе или ко мне?
— К любому, кто слушает!
— Мы все слушаем.
Она лежала в моих объятиях. В три пополуночи, в час, когда умирают все, кому нужно умереть, зазвонил телефон. Я поднял трубку.
— Кто это с тобой в постели? — Мэгги говорила из местности, где в помине не было ни дождя, ни грома с молнией.
Я поискал глазами загорелое лицо Констанции, белый череп, прикрытый летней плотью.
— Никого, — ответил я. И почти не соврал.
ГЛАВА 4
Утром, в шесть, где-то там занялся рассвет, но его было не видно из-за дождя. Молнии все еще сверкали, фотографируя прибой, захлестывавший берег.