Дай мне больше
Шрифт:
— Или что? — отвечаю я, оглядываясь на него сквозь ресницы.
Он шлепает меня по заднице и целует в губы, вжимая язык между ними и владея моим телом, пока я не задыхаюсь в его объятиях. Затем он отрывается, оставляя меня дезориентированной и уставившейся на сцену.
Подвешенный человек больше не подвешен. Теперь он стоит спереди и в центре, совершенно голый, демонстрируя замысловатые следы веревки по всему телу. Толпа охает и охает на исполнителей, как будто они художественный шедевр.
— Похоже,
— Что случилось, Дрейк? Боишься немного боли? — поддразниваю я, глядя на него. Он стоит ближе, чем раньше, почти позади меня, словно какой-то телохранитель.
Он наклоняется, пока его рот не оказывается ближе к моему уху, и отвечает: — Нисколько. А ты?
— Нет, — отвечаю я, высоко подняв подбородок.
— Ты хочешь сказать, что не возражал бы против того, чтобы тебя подвесили там, как пиньяту?
Я кусаю губу, сдерживая смех. — Это не сильно отличается от воздушной йоги, которой мы занимаемся в моей студии.
Его глубокий смешок вибрирует у меня за спиной. — Я гарантирую, что это совсем другое.
Человек с веревочными штампами по всему телу ушел, и на сцене остался только Максвелл, демонстрант, и я поднимаю взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть, как он смотрит на меня. Я замолчала, ожидая, пока он заговорит. Я чувствую, что меня поймал учитель, говорящий в классе.
— Вы двое, — зовет он меня и Дрейка.
— Мы? — спрашиваю я, указывая на свою грудь.
— Да. Вы двое идеально подошли бы для моей следующей демонстрации. Не хотели бы вы подняться сюда и попробовать это вместе?
— Я не… — начинает Дрейк, но мужчина перебивает его.
— Я не прикоснусь к ней. Только ты.
Дрейк напрягается позади меня.
Я потеряла дар речи, когда смотрю на черные веревки, свисающие с потолка. С одной стороны, это может стать отличной тренировочной возможностью, чтобы узнать, что нам нужно знать о Salacious, и мне бы очень хотелось посмотреть, как мы можем привлечь наших участников к этим демонстрациям. Я тоже всегда хотела попробовать шибари. Это безвредно. Я имею в виду… мы здесь, чтобы учиться.
С другой стороны, если Хантер увидит меня на сцене, он может плохо отреагировать.
Но я буду с Дрейком.
— Хорошо, — кричу я, делая шаг к сцене.
— Действительно? — Дрейк тихо отвечает. Обернувшись, я протягиваю к нему руку.
— Это просто демонстрация. Мы должны изучить этот материал. Ну давай же.
Он колеблется, беря меня за руку, но все же позволяет мне подняться на три ступени вверх по черной сцене, где мы встречаемся с Максвеллом под ярко-розовым светом банки, сияющим со стропил.
— Прекрасная пара, — приветствует нас Максвелл, когда мы встречаем его посреди сцены.
Рука Дрейка все еще в моей, поэтому я быстро сжимаю ее и смотрю на него с поджатой улыбкой. Он лишь качает головой в ответ. Это уже делает его неудобным, я могу сказать.
— Спасибо, — отвечаю я Максвеллу.
— Я хотел бы показать тебе, как завязать ремни пятиугольника на этой красивой женщине, хочешь научиться? — он спрашивает.
Дрейк откашливается. — Конечно.
— Отлично. Платье прекрасное, но шлейка
У меня пересыхает во рту. Снять мое платье? На сцене?
Я просматриваю собравшуюся толпу в поисках признаков Хантера или Мирабель, но не вижу их. Я в лифчике, а это секс-клуб. Я имею в виду… вряд ли здесь неуместно быть полуголым. А я с Дрейком.
Это просто демонстрация.
— Ага, — быстро отвечаю я. Стянув бретельки с плеч, я позволила моему платью упасть до щиколоток. Когда я поднимаю его и поворачиваюсь, чтобы повесить на стул слева, я вижу выражение лица Дрейка, и он выглядит совершенно разъяренным. Его щеки покраснели, и нет, это не просто ярко-розовый свет, сияющий на нас. Его глаза широко раскрыты, а челюсть сжата. Он делает шаг ко мне, не сводя глаз с моего лица, а не моего почти прозрачного лифчика.
— Красиво, — говорит Максвелл. Затем он привлекает внимание Дрейка, протягивая ему одну из черных веревок.
— Теперь встань позади нее, — говорит он ему, и Дрейк повинуется. Он так близко позади меня, что я чувствую тепло его тела на своей коже.
— Свернув веревку вдвое, протяните ее между грудями и вокруг спины.
Я расслабилась и гордо стою там, глядя на публику, а Дрейк тянется вокруг меня и прижимает веревку к моей коже. Даже когда он кладет его мне между грудей, я в порядке. Но по мере того, как демонстрация продолжается, каждый шаг добавляет еще один слой веревки вокруг меня, между грудями, затягивая их все туже, пока они не начинают выступать сквозь слои веревки, мое тело начинает реагировать нервным возбуждением.
Я не совсем понимаю, что чувствует Дрейк, но каждый раз, когда его пальцы проводят по моей обнаженной коже, по коже бегут мурашки, и, клянусь, я почти представляю, как его прикосновение задерживается каждый раз, когда мы соединяемся. Даже сквозь стучащую музыку я слышу его дыхание у себя в ухе, когда он пытается связать меня.
Это всего лишь ремни на моей верхней половине, обмотанные вокруг груди и туловища. Я смотрю вниз и вижу узор в виде звезды на верхней части груди.
— Пожалуйста, повернись, чтобы показать зрителям узел сзади, — говорит ему Максвелл, и я немного вздрагиваю, когда меня разворачивает. В одних только стрингах и этой упряжи моя задница выставлена напоказ для публики, и хладнокровная уверенность, которую я чувствовала минуту назад, исчезла.
Пока Максвелл демонстрирует Дрейку, как завязывать узел у меня на спине, я сосредотачиваюсь только на прикосновении Дрейка и его успокаивающем присутствии, вплетая и расплетая веревку, пока она не будет завязана.
— Отлично, — объявляет Максвелл, когда все готово. Я смотрю на Дрейка, и мы обмениваемся долгим зрительным контактом, не похожим ни на что из того, что мы когда-либо делили. Это не наши обычные внутренние шутки или смех в неловкие моменты. Это интенсивно и интимно.
— Пожалуйста, повернись для публики, — говорит Максвелл, и я медленно поворачиваюсь, чтобы показать сбрую. Я могу быть в лифчике, но с таким же успехом я могу быть голой, потому что эта сбруя обнажает мою грудь.