Дай мне руку
Шрифт:
Конь возмущенно подпрыгнул передними ногами, как будто топнул, тихо заржал и осторожно, боком, пошёл к министру, тот делал вид, что ничего не замечает, но улыбался очень загадочно. Бес подкрался к нему со спины, наклонился и стал щипать губами за волосы, Вера таращила глаза и зажимала себе рот ладонью, чтобы не засмеяться, вытягивающий губы конь выглядел уморительно. Министр смотрел на Веру и тихо посмеивался, потом оттолкнул морду коня:
— Всё, ладно, отцепись, — конь попытался укусить его за ухо, министр пихнул его плечом, — хватит… ай!
Бес всё-таки сжал зубы, отпрыгнул и пошел по улице, высоко подкидывая ноги и мотая головой с зажатой в зубах прядью волос. Вера всё-таки рассмеялась, министр изобразил укоризненный взгляд, но
— Это он мне мстит за то, что я давно его не брал, соскучился. Давайте сядем, а то он мне покоя не даст.
Он кивнул на ступеньки, Вера пошла за ним, рассматривая стену внимательнее. Судя по всему, здесь когда-то были ворота, но потом их заложили, не тронув высокие ступеньки и богатую арку, украшенную изображениями деревьев и цветов. На месте ворот теперь был барельеф, молодая женщина в струящейся одежде, она просто стояла ровно, сложив руки под грудью и опустив глаза. Министр заметил Верин взгляд и сказал, садясь на ступеньки:
— Это храм Ра Ни, цыньянской богини утешения. Когда-то здесь были боковые ворота, но храм расширили и эта стена стала задней, а по канону здесь не должно быть дверей, их заложили.
— Ясно, — Вера тоже села, но сразу же развернулась и опять стала рассматривать изображение женщины, — это она?
— Да.
— Красивая.
Он тоже обернулся, пожал плечами и опять стал смотреть на коня, бродящего вдоль противоположного забора. Бес нашел место, где ветки деревьев пролезли между прутьями, поднялся на задние ноги и обрывал губами желтые листья. Вера тоже засмотрелась на его выкрутасы, залюбовалась великолепным сложением и точностью движений, краем глаза увидела, как министр бросил на неё короткий взгляд и заулыбался ещё самодовольнее, она улыбнулась ему:
— Ну? — Он сделал подчеркнуто непонимающее лицо, она хихикнула: — Ну давайте, хвастайтесь, я же вижу, как вас распирает.
Он попытался прикинуться, что его вовсе даже и не распирает, в глазах мелькнуло: «уговори меня», Вера изобразила самого благодарного в мире слушателя:
— Так вы его с детства воспитывали?
Министр помолчал, постепенно надуваясь от гордости, потом посмотрел на коня, на Веру и сказал:
— Я вывел эту породу. Назвал Ларнский Верховой. Ларн — это конезавод. Мой. — Вера подобрала челюсть, министр тихо рассмеялся, пожал плечами, — и именно поэтому меня взбесило желание Эйнис иметь пони. Я владею лучшим конезаводом в стране, одним из лучших в мире, я могу достать ей самого лучшего в мире коня, самого сильного, быстрого и выносливого. А она хочет пони! — он раздраженно развел руками. — Вы бы видели глаза начальника рынка, когда я поднял его в половине первого ночи и потребовал пони. Ему понадобилось всё его самообладание, чтобы не рассмеяться прямо при мне. — Он укоризненно посмотрел на Веру, которая сама с трудом сдерживала смех, вздохнул и указал на Беса: — Объясните мне, чем он хуже пони?
— Он большой и сильный, — с улыбкой вздохнула Вера.
— Это плохо? — риторически фыркнул министр.
— Для маленькой девочки — да, — с извиняющимся видом кивнула Вера, министр перестал улыбаться, она ещё тише продолжила: — Пони маленький, он не представляет опасности, маленькая девочка может его гладить, обнимать, играться с ним и не бояться, что он неловким движением собьёт её с ног или сделает больно. Пони не для того, чтобы на нём ездить, он просто… компенсирует дефицит ласки в жизни. — Вера замолчала, вдруг подумав, что это она первая тогда попросила пони. И теперь поздно говорить, что она пошутила. Бросив короткий взгляд на министра Шена, она увидела, что он задумчиво смотрит на своего Беса. Он усмехнулся и дернул щекой:
— А я всё думал, чего она его постоянно моет?.. Ездить на нём ещё рано, он маленький, так зачем его каждый день чистить и расчесывать, косы заплетать… — Он тихо невесело усмехнулся, покачал головой: — Дефицит ласки?
Она кивнула и опустила глаза:
— В моём мире для этого заводят маленьких собак. У вас есть маленькие собаки?
— Дворняги, — кивнул он, показал руками размер, Вера качнула головой:
— Совсем маленькие, меньше кошки.
— Не проще кошку завести?
— Нет, кошка — это другое. Кошки слишком самодостаточны, большинство из них даже не скрывает, что им плевать на хозяина. Отношения человека и кота — это симбиоз двух эгоизмов, кот позволяет себя гладить за еду, но если ему будет неприятно, может и поцарапать. А человек гладит кота тогда, когда ему нужно расслабиться и снять напряжение, а в остальное время не обращает на него внимания, это устраивает обоих. А собака это совсем другое, она любит хозяина, она на это генетически запрограммирована. И если одинокой женщине хочется, чтобы кто-то встречал её у порога, смотрел влюбленными глазами и полностью от неё зависел, она заводит собаку. Можно завести большую, но здесь та же проблема — большая опасна, она может испортить мебель, чтобы с ней гулять, нужно одеваться в то, в чем не жалко упасть. Она может вывалять в грязи, испортить прическу и переломать ногти, просто от избытка радости. А с маленькой собачкой можно гулять на каблуках и с маникюром, а если что, её не тяжело взять на руки.
— Я когда-то носил его на руках, — с усмешкой кивнул на Беса министр, — потом ещё долго отучивал его на меня прыгать.
— Я тоже носила на руках нашу собаку, — улыбнулась Вера, — и когда она стала весить столько, что я уже не могла оторвать её от земли, она сильно расстраивалась, но мы придумали выход. Я садилась в кресло, она садилась рядом, устраивала ляжки у меня на ногах, а голову на плече. Не очень удобно, зато очень тепло.
Министр рассмеялся, покачал головой:
— А почему не взяли маленькую?
— Они слишком хрупкие, — поморщилась Вера, — тут обратная ситуация, когда сам боишься случайно наступить на собаку. В моей семье довольно разрушительные игры, когда мы с братом играем в боевых мутантов, собака мечется по квартире в диком восторге вместе с нами, иногда попадается под ноги, поэтому нужна была собака, которая выдержит, если на неё упасть.
Министр тихо рассмеялся, глядя на своего Беса, Вера хитро улыбнулась:
— А что компенсировали вы?
Он невесело усмехнулся и отвел глаза:
— Наверное, мне просто нужны были новые вершины.
— В шестнадцать лет? — подняла брови Вера, он пожал плечами:
— В пятнадцать я стал чемпионом мира по бою на традиционных мечах, через полгода выиграл чемпионат по двум мечам. Ещё через полгода опять подал заявку на участие в чемпионате мира, так редко делают, но правилами это не запрещено. У меня были причины, — он замялся, махнул рукой, — были. Но после победы мне стало стыдно и я отдал награду парню, занявшему второе место. — Он смущенно пожал плечами, коротко улыбнулся: — В лучном троеборье можно участвовать с восемнадцати лет, работать аристократам нельзя аж до двадцати, в двадцать сдаётся высший экзамен в столице и выдаются назначения. Учиться, конечно, всегда можно, — он улыбнулся, шкодно сверкнул глазами, — но я был способным и до шестнадцати успел научиться всему, я так думал. В шестнадцать лет четыре года кажутся вечностью, мне нужно было чем-то их занять, чтобы не провести в библиотеке. И я решил завести себе лучшего в мире коня. — Он значительно поднял брови, — лучшего в мире. А я тогда объездил весь мир и точно знал, что такого, как я хочу, в мире нет.
Вера улыбалась, он выглядел капризным ребёнком в своей категоричности, это почему-то умиляло.
— Самые быстрые кони в мире в юго-западной Ридии, они называются асхал, дух пустыни. Они способны бежать день и ночь без капли воды и еды, местные воины их очень уважают и воспитывают, как членов семьи. Они очень умные и любопытные. — Он замолчал, задумался, потом чуть тише сказал: — Я там когда-то жил, учил язык, — коротко улыбнулся, посмотрел на Веру, — когда вы говорите «милаха», я слышу это на халли, тамошнем языке. Больше ни в каком языке нет такого слова.