Дайте руку королю
Шрифт:
Рядом с ним лежит мальчишка – не то в лодочке, не то в футляре. Это гипсовая кроватка. Мальчишка туго примотан к кроватке бинтом от горла до щиколоток: чтобы не рос горб. Его зовут Кирей. Брови у него словно нарисованы тонкой кисточкой. Лицо такое… как Ийка говорит: «Очень красивое». Ему девять лет.
– Меня назначено карать, – прошептал Киря.
– Карать?
– Думаешь, закричу? – шепчет почти беззвучно. – Я не закричу, увидишь…
Когда Сашки-короля и старших мальчишек не было в палате, Киря назвал повелителя «полным гадом». Тот узнал.
После
– Йи-и-ги-ги-ги-и! Ха-ха-ха!!
Когда Киря задремал, на изножье гипсовой кроватки надели петлю, сплетенную из бинтов. Четверо ходячих взялись за жгут. Сашка-король взмахни кулаком: раз, два, три… И – гр-рох! Как гипс не раскололся? Не треснул пол?.. Хорошо, что лодка не перевернулась и мальчишка не упал вниз лицом. Но и так ему досталось. Что он почувствовал со сна?..
Прибежала старшая сестра. Пузатая – как бочка. Ножки коротенькие, кривые и очень крепкие. Она почти всегда бежит: трусит мелкими быстрыми шажками. Широкая помятая физиономия угрюма, как у убийцы.
Старшая всю молодость была вольнонаемной медсестрой в лагере под Воркутой. В ночные дежурства она выпивает, и тогда ей слышится шум в какой-нибудь из палат. Врывается туда, включает свет.
– Слева напр-ра-а-во, по одному, – бах-бах!!!
Ее так и зовут – Бах-Бах.
Увидела на полу Кирю с его гипсовой люлькой.
– Парр-ра-а-зитство!!! – Морда побагровела, глазищи – как у рассвирепевшего дога. – Па-а-чему?.. А ну-уу… – мечет по сторонам остервенелые взгляды, от злобы захлебнулась.
Жгут с петлей спрятан. Все лежат по койкам. Сашка-король приподнялся.
– Он качается! – и показал, как Киря, лежа на койке в гипсовой лодочке, будто бы раскачивается из стороны в сторону.
– Все время играется! – подтвердил другой мальчишка. – И упал…
– Вот так качался! Вот так!! – понеслось отовсюду. – И слетел!
– Игр-р-раешь?! – взревела Бах-Бах. И не шевельнулось в черепе: как мог парализованный в претолстой неподъемной раковине раскачаться – и до того, чтобы слететь с койки?
Затопала ногами, пнула гипсовую кроватку. Было видно, до чего ей хочется втоптать в нее Кирю. Невероятным усилием укротила себя. Тяжело наклонясь, наотмашь ударила его по щеке.
– Заср-р-ранец! – Побежала звать санитарок, чтобы его подняли.
Потом Скрип спросит Кирю, почему он не сказал, как было?
– Я не дешевка, чтоб жаловаться! Пусть щипцами щиплют… пускай хоть что!
10
Сашке-королю подкатили кресло на колесах. Положили две подушки. Повелитель уселся на них – по пояс голый. Под подбородком завязали углы простыни. Она покрыла его лопатки и спинку коляски, свесилась до полу – королевская мантия. К креслу, наподобие бурлацкой бечевы, привязали жгут из бинтов: впряглись трое ходячих.
Распоряжался мальчишка на костылях, правая его нога загипсована от пальцев до ягодицы. Это первый подручный короля Петька Варенцов – Петух. Ему, как и Сашке, – двенадцать. Все остальные – моложе. У Петуха крошечные цеплястые глазки в темных мохнатых ресницах. Остриженная «под нуль» башка в ссадинах, густо замазанных зеленкой. Это он во время обхода крикнул: «Да здраст… его личество!» Так повелитель приказал.
– В поход! – Петух размахивает костылями над головой, ловко подпрыгивая на одной ноге. – Глобус – на запятки!
У того, кого зовут Глобусом, парализована шея. Поэтому он ходит в корсете с головодержателем, что подпирает подбородок. Говорить ему трудно, кричать и вовсе не удается. Зато Глобус умеет издавать носом громкие ноющие звуки, какие-то леденящие стоны. Сашке нравится – остальные завидуют.
Он встал на металлическую перекладину позади коляски, взялся одной рукой за скобу спинки. В другой руке костыль с наброшенной на него мокрой половой тряпкой: знамя.
– Фанфа-а-ры!! – завопил король, взмахнул скрученным мокрым полотенцем с узлом на конце.
Глобус издал пронзительный жалобный мык, поднял «знамя». Сашка хлестнул «коренника» в «тройке».
– П-пшли-ии!!
«Карета» покатила в коридор. Вчера Сашка перечитывал «Ричарда Львиное Сердце», с этой книгой он не разлучался. До чего жаждалось ему бурной королевской жизни!
– Дорогу его в-личеству! – орет Петух, выскакивая на костылях вперед.
За коляской устремились – кто с клюшкой, кто на костылях – шесть-семь мальчишек. Это «черная дивизия». Правда, пижамы на всех – обычные серо-голубые или зеленые, в светлую полоску.
– Война! – кричит Петух. – Война-а-а!
Движутся по бесконечному коридору, Глобус испускает долгие душераздирающие стоны. Мальчишки, что попадаются на пути, жмутся к стенке. Сашка-король с наслаждением хлещет их.
– Н-н-аа! Н-н-аа! Н-н-аа! Сгнивай, блядь! М-мри, падла!
«Черная дивизия» – «добивает». Сваливает побитых на пол.
Двери палат приоткрываются – в короля и его войско летят комки мокрой грязной марли, катышки пластилина. В морду ему едва не угодил ортопедический башмак – Сашка отбил его локтем.
– Дрожите, с-ссуки?! С-ссыте!
Петух поддел башмак концом костыля, сноровисто метнул в открытую дверь палаты:
– Ур-ра-аа!! Победа!
Что-то въедливо вжикнуло в воздухе – щелк! От скулы короля отскочила шпонка. Снова – вжик. Вторая попала в губу. Сашка с каким-то сдавленным хрипом – надсадным хрипом бешенства – подпрыгнул на подушках.
Шпонку делают просто. Полоску бумаги сантиметра в два шириной туго скатывают и сгибают пополам. Чтобы ею выстрелить, нужна резинка. Ее достают в «кубовой» – в помещении, где стоят баки («кубы»), тазы, корыта, ведра. Здесь же свалены мочалки: вперемежку с обычными валяются «наборные». Это пучки длинных тоненьких резиночек, из которых на фабрике изготавливают резинки для трусов.