Deflor
Шрифт:
– Не знаю… У меня в кармане компас. Гребите на запад. Там риф. Если Баргас задержал хозяина, вас подберут.
– А если нет?!
– Тогда… – еле слышно сказал он и отключился.
– Да ерш твою мать!
Она нашарила в его кармане компас, снова взяла весло, и как была полуголая, в одной юбке, принялась грести на запад. Иногда приходилось вставать и грести стоя, так даже быстрее получалось. В памяти всплыла стародавняя «девушка с веслом», и она рассмеялась.
Услышав смех, кто-то вдруг включил противотуманный фонарь. Совсем рядом, метрах в десяти.
Луч мазнул
Кто-то протопал по палубе и спустился к самой воде.
– Мадемуазель, – послышался голос Баргаса. – Мы вас заждались.
16
– Из-за тебя мы потеряли четыре часа драгоценного времени, – хозяин смотрел на нее безучастным взглядом.
– Из-за меня? – возмутилась Алина. После битвы она чувствовала себя куда увереннее. – Может из-за того, кто выбрал ту развалюху? Были бы там нормальные стекла, меня бы не вытащили!
– Это уже неважно. Иди готовься. Скоро прибываем.
– Готовься? К чему? К вашему конскому хрену? Я в последние несколько часов к нему всегда готова. Как пионер. Пися смазана, попа расширена. Что вам там еще надо? Рот? Рот рабочий. Ваш точно влезет.
Он наотмашь влепил ей пощечину так, что она отлетела на диван.
– В таком тоне с грузчиками будешь базарить, когда до их уровня опустишься. А здесь ты будешь вежливой и скромной. Иначе я сделаю так, что до уровня грузчиков ты опустишься в течении недели. Вон отсюда.
Она выбежала на палубу. Щека горела.
– Гляжу, наш хозяин уже потихоньку начинает применять к тебе свое любимое садо-мазо, – усмехнулась Сабрина.
– Да иди ты.
– Не парься, подружка. Лучше посмотри, какая красота.
Яхта шла вдоль берега. Буйные джунгли подбирались к самой воде, нависали над ней пальмовыми стволами, свисали лианами. Крупные цветы сверкали среди зелени красными, белыми, желтыми звездами. Трещали птицы и постоянно взвизгивали какие-то мелкие звери. Иногда заросли обрывались и тогда возникали маленькие уютные пляжи с белым песком и прозрачной бирюзовой водой. Солнце уже почти зашло, и красноватый закат делал картину совсем романтичной.
– Это и есть тот самый остров? – спросила Юн Со.
– Нет, – ответил стоящий рядом Баргас. – Это соседний. А наш мы увидим дальше, за поворотом.
Яхта была гигантской и такой же черной, как самолет. Здесь даже был бассейн, уже подсвеченный снизу лампами. Алина не понимала, зачем на яхте бассейн. Это было какое-то извращенное излишество, как пятая нога у собаки. Впрочем, Изабель с Жасмин этими вопросами не заморачивались и сейчас весело плескались в этом бассейне, не обращая внимания на окружающую красоту. Даже английская святоша Мия чинно плавала вдоль кромки туда-сюда.
Все девки были теперь в белых раздельных купальниках. Это был еще один бзик хозяина. В самолете – белые юбки-блузки. На яхте – белые купальники. Видимо, сказывалась любовь к порядку и унификации.
Алина медленно подошла к Баргасу. Вблизи этот смуглый накачанный бугай с седоватым конским хвостом немного пугал. Было в его взгляде что-то такое, словно ему ничего не стоило полоснуть ножом по горлу, все так же мило улыбаясь.
– Извините, я хотела спросить.
Баргас мило улыбнулся.
– Да, мадемуазель.
– Как дела у охранника? Ну, того…
– Вы спрашиваете о здоровье нашего молодого секьюрити Дарио Росси?
– Его зовут Дарио Росси? Наконец-то я узнала его имя. А то он постеснялся его назвать. Он итальянец?
– Нетрудно догадаться. У нас здесь полный интернационал на борту, так же, как и у вас. Дарио итальянец. Ли с Тайваня. Я из Венесуэлы. А в хозяине намешано столько кровей, что он сам до конца не разобрался. Он говорил, что у него и русские предки есть, так что он процентов на десять ваш соотечественник.
– Очень рада этому обстоятельству, – пробормотала Алина. – Так как насчет…
– Ах да. Доктор говорит, что он поправится. Пуля прошла навылет. Ничего важного не задето. Пару дней отлежится и будет как новый. Ему что-то передать?
– Нет. Мы с ним не очень ладим. Просто он меня вытащил и…
– Я понимаю, мадемуазель. Я передам, что вы интересовались.
– Нет! Вообще ничего не говорите. Спасибо.
Она быстро отошла к бассейну, где Жасмин чему-то сильно возмущалась.
– Слушайте! Я действительно не понимаю. Почему он заставляет нас надевать именно белые тряпки? – она потрясла лямками бюстгальтера. – Он, не понимает, что это расизм?
Сабрина воздела руки.
– Да причем здесь расизм? Белый – цвет чистоты, невинности. Девственности. Простая символика.
– Фигня, – отрезала Жасмин. – У нас цвет девственности – красный. Значит я должна быть в красном. А белый – цвет смерти. Я не хочу его носить!
– Тогда сними, – сказала Юн Со. – Останешься в черном.
Жасмин даже задохнулась от возмущения.
– Как по мне, – сказала Изабель, – то наши белые тряпки символизируют только об одном. Что нас скоро трахнут. И это куда как оскорбительнее, чем расизм. Я поэтому и белые платья невест терпеть не могу. Как увижу радостную курицу в подвенечном платье, так и представляю, что ей это платье скоро на голову завернут, ноги раздвинут, да и выдерут. И останется от ее невинности, если она была конечно, только красное пятнышко на платье где-то в районе жопы. Собственно, для этого оно и белое. Так же, как и простыни. Чтоб виднее было. Типа, вот какой герой, очередную целку поломал. Поздравим его с этой победой.
Все примолкли, переваривая этот новый взгляд на традиционные вещи.
– Ну, не знаю, – протянула Сабрина. – Вряд ли кто-то всерьез трахается в подвенечном платье кроме порноактеров. Это же неудобно.
– У нас есть поговорка, – сказала вдруг Ао. – Хозяйская еда – хозяйские правила.
– Вот точно, – сказала Сабрина. – Мы сами со всем согласились, когда контракт подписывали. Там есть пункт о выполнении инструкций. Чего сейчас-то возмущаться.
Жасмин недовольно фыркнула и вылезла из бассейна. Надо сказать, ее абсолютно черное тело в белоснежном купальнике выглядело импозантно. Как инь и ян.