Деградация международного правового порядка? Реабилитация права и возможность политики

Эта книга призвана диагностировать и дать предварительный прогноз относительно того безвыходного положения, в котором оказалось современное международное право и международные отношения до вторжения в Ирак и его оккупации и после этого события. Международное право оказалось в разделенном мире 1 , но разделения той поры преобразовались менее чем за два десятилетия. В книге прослеживаются парадоксы одновременного возрождения либерально-кантианских концепций международного права, неожиданного распада СССР, видимого апофеоза и в то же время смертельно опасного кризиса прав человека. Я выступаю за радикальную защиту реальных достижений системы ООН в период деколонизации и за содержательный взгляд на права человека.

Мой ответ на вопиюще противоправное поведение 2 США и Великобритании при вторжении в Ирак и его оккупации (с 2003 г. по настоящее время 3 ),

которое нельзя назвать неожиданным после опыта Первой Иракской войны, Косово и Афганистана (см. главу 2 этой книги), заключается в том, чтобы защитить развившиеся со Второй мировой войны прочные принципы международного права, которые я подробно изучаю в главе 1. Я утверждаю, что эти принципы противодействуют беззаконию не в силу своего высокого юридического статуса, но поскольку они имеют определенное содержание – говоря точнее, символическое, материальное содержание, – обретенное в борьбе, сложенное из реальных человеческих достижений.

В этой книге поэтому предпринята попытка осуществить радикальное, диалектическое перепрочтение международного права и прав человека.

Я пишу в контексте видимого триумфа капитала – капиталистической системы – в масштабах почти всей планеты после распада – вследствие загнивания и коррумпированности – СССР в 1991 г. Такое положение дел часто описывается как некая новая форма «глобализации» – понятие, которому нередко приписывается слишком большая объяснительная сила 4 . Сообразно моей критике совершенно замечательную недавнюю попытку дать определение этому понятию можно найти у Адама Гири в «Глобализации и законе» (Globalization and Law). Его «рабочее определение» звучит так: «Этот термин описывает сложность и многообразие социальных, политических, экономических и культурных сил, взаимодействующих в глобальном масштабе» 5 . Несомненно, это определение можно применить к любому периоду человеческой истории; и уж точно – к XIX в. Поэтому Гири указывает, что термин описывает «переход от колониальных империй „старой“ Европы к международному порядку, установленному в конце Второй мировой войны». По Гири, этот порядок характеризуется «ограниченной гегемонией Америки и европейских и азиатских торговых блоков». Несмотря на имевшую место «формальную деколонизацию», заявляет он, до сих пор существует разделение между развитыми и развивающимися странами. Также он указывает на основание «мощных наднациональных агентств», занимающихся обеспечением функционирования мировой экономики и прав человека.

В сноске он заявляет: «Важно противостоять простому описанию идеологических/региональных блоков или банальному разделению на богатые и бедные страны, не забывая при этом, что структура мировой экономики определяется лежащим в ее основе неравенством власти и богатства» 6 .

Я признаю богатое содержание и радикальность подхода книги Гири в целом, но заявляю, что во фразе о «лежащем в основе неравенстве» игнорируется системный характер того, что происходит сейчас со всей планетой 7 . Мимоходом комментируя «Империю» Хардта и Негри 8 и работу Делёза и Гваттари 9 , Гири, кажется, принимает представление, что общественное есть «не более чем выражение силы». Оно «строится на взглядах Маркса, но не рассматривает все общественные отношения в терминах классовых интересов. Как теория глобальной власти, оно описывает функционирование сложной системы, нацеленной на собственное воспроизводство» 10 . Мимоходом замечу, что я сомневаюсь, будто Маркс когда-либо рассматривал все общественные отношения в терминах классового интереса.

Мой аргумент, в свою очередь, заключается в том, что правильным обозначением этой «сложной системы» является «капитализм», для которого неизбежно характерен империализм. Я не намереваюсь, однако, написать еще один текст с целью объяснить, почему победа капитала неизбежно должна привести к отказу от всякого радикального или системного ответа на угрозы, экологические и гуманитарные, вызванные неустанной погоней капитала за ростом и прибылью. То есть я не присоединяюсь к растущему контингенту тех теоретиков постмодерна, которые считают, что «власть» не оставляет места для коллективного сопротивления.

Я, безусловно, обязан сказать, что подразумевается под «капиталом», а также «капитализмом» – системой, движимой непрекращающимся стремлением капитала к повышению своей ценности, в которой всякое общественное отношение, всякое интеллектуальное явление и каждое присвоение человеком материального мира сводимы к деньгам. Отмечу, что ни один из этих терминов не обнаруживается в указателе в книге Гири, а в главе о МВФ, ГАТТ и ВТО ничего не говорится о возможном существовании системы. Так что я могу оказаться в затруднительном положении и в любом случае должен оправдаться.

На меня очень повлияли в этом отношении работа Кристофера Артура и марксистская школа сторонников «подхода формы стоимости к „Капиталу“», последним представителем которой он является. Типичный представитель этой школы – советский ученый 1920-х гг. Исаак Рубин 11 . С точки зрения этой школы, с которой я полностью согласен, капитал без всякой жалости старается превратить, трансмутировать все действительные человеческие отношения, особенно защищенные концепциями прав человека, в абстрактную денежную «стоимость», которая является его единственной целью. Этот комплекс представлений, как мне кажется, представляет собой единственный ключ к пониманию изменений в области международного права и международных отношений.

Этот подход опирается на последовательно выстроенную философскую структуру, основанную на Гегеле, Марксе и Адорно. Как сказал Артур, Рубин «делает акцент на том, что все материально-технические и экономические процессы совершаются в рамках определенных исторически конкретных общественных форм. Вещам, таким как товары широкого потребления, отводится социальная роль посредников производственных отношений» 12 . Этот подход сильно отличается от подхода Пашуканиса, работа которого рассматривается в главе 1 этой книги.

Для недавно вышедшей книги Артур подготовил главу «Призрак капитала» (The Spectre of Capital) 13 . Как он утверждает, «стоимость – неестественная форма, которая, подобно вампиру, присасывается к труду и питается им» 14 . Чтобы объяснить содержание, которое он придает этой метафоре, Артур обращается к идее реального отрицания или отсутствия Роя Бхаскара, которая противопоставляется «онтологической моновалентности, чисто положительному объяснению действительности» 15 . Иными словами, если отсутствие (например, лишение прав человека) – реальный процесс, то ставшее отсутствующим в ходе этого процесса оставляет не просто «ничто», а «определенное ничто», «структурированное определенным процессом, который привел к этому состоянию» 16 . Позиция Бхаскара может быть лучше всего описана как «материализм эмерджентных сил» 17 , а для целей исследования Артура – как «эмерджентные свойства определенного отсутствия потребительной стоимости», то есть характерное в причудливом мире капитала отчуждение у людей наслаждения пользованием продуктами их труда. Как сформулировал это Артур, «в сердце капитализма находится пустота… Обращение товаров и денег как зримых материальных объектов поддерживает мир чистой формы» 18 .

Здесь он вступает в воображаемый мир Маркса – с его упоминанием «призрачной предметности», «чувственно-сверхчувственности», «загадочности» и т. п. – и мир почитания Жаком Деррида призраков Маркса 19 . В бравурном отрывке Артур описывает смертельно опасную пустоту в сердце капитала:

Если мы рассматриваем стоимость как духовную сущность капиталистической экономики, то все ее воплощения сосредоточены в единственном источнике, а именно деньгах, пресуществленной евхаристии стоимости; «призрак» есть этот пустой доспех, одновременно безмолвный металл и обладатель магической силы соединять противоположности. Призрак из металла бродит среди нас. Призрак интерпеллирует все товары как свои воплощения, сверхъестественное тождество различимых, призрачную феноменологию. Это отрицательное присутствие, положенное таким образом, заполняет себя, опустошая их от всего естественного бытия и образуя для себя призрачное тело, тело призраков. При капитализме все всегда является «чем-то иным» 20 .