Дегустаторы смерти

Филоненко Вадим Анатольевич

Из его трубы побежала тонкая струйка дыма, будто хозяева только что разожгли печь. Теперь Михаил узнал этот запах. Дрожжи и свежее тесто.

Казалось, мертвая деревня оживала, наполняясь чудовищной псевдожизнью.

– Вот так хрень, – Сало трясло мелкой дрожью. – Вот это влипли! В двух шагах от периметра! Всё! Я возвращаюсь!

– Нельзя! – Ершов перехватил его за рукав. – Погибнешь!

В той стороне, откуда они пришли, и впрямь виднелось отчетливое колебание воздуха. То, что там притаилась очередная ловушка, не вызывало сомнений.

Внезапно

по крыше сельпо пробежали отсветы – так бывает, когда солнце выглядывает из-за туч, озаряя светом дома. Крыша золотилась все сильнее, теперь на нее больно было смотреть. Свет разгорался ярче, собирался в клубок, а потом из него выстрелила молния. Она просвистела в двух шагах от Сала, ударила в землю, спекая ее в черноватый полупрозрачный слиток. Проводник взвизгнул, подпрыгнул и зачем-то закрыл голову руками.

А с крыши сельпо ударили новые разряды. Они целились в двух сталкеров, но пока не попадали, словно невидимый аномальный стрелок никак не мог пристреляться.

Сало заметался в панике, не зная, куда бежать. Зато у Михаила в голове прояснилось. Так всегда бывало с ним в Зоне – опасность обостряла инстинкты и то самое знаменитое сталкерское чутье, которое помогало выжить и вытаскивало из разных передряг.

Ершов схватил Сало за куртку и толкнул в сторону сельпо:

– Туда! Бегом!

– Охренел?! – Проводник бросил взгляд на трясущуюся под ударами дверь и отрицательно замотал головой: – Ни за что!

– Ну и подыхай тут! – Хармонтец рванул к торцу сельпо, стараясь держаться подальше от страшной двери.

По-звериному ощерив зубы, Сало зарычал и ринулся за ним. Остановились, привалившись спинами к глухой кирпичной стене, перевели дух. Как Михаил и надеялся, они оказались в «мертвой зоне» – молнии сюда не попадали, а продолжили бить по опустевшей площади.

– Долго тут не простоим, – проскрипел Сало. – Дверь вот-вот откроется. И что за хрень из нее выйдет…

– Мы не будем дожидаться, – перебил Михаил. – Приготовься, сейчас будет очень горячо.

– Что ты задумал?

– Пройдем по переулку.

– Спятил? – Сало вытаращился на него, как на психа. – Там же «духовка», сам сказал!

– Плевать, – в груди Михаила нарастал злой упрямый кураж. Он подмигнул ошарашенному проводнику: – Все трын-трава! – и выскочил в проулок.

Воздух медленно наполнялся жаром. Над ними пронёсся порыв горячего ветра, словно огнедышащий дракон попробовал добычу на вкус.

Михаил упал на землю и пополз вперед, со всей возможной скоростью перебирая руками и ногами. И тут его накрыло по-настоящему. Воздух стал густым и тяжёлым, а затем сверху словно опрокинули горячий чан с кипящим маслом. Оно потекло по телу, проникло внутрь, обжигая почти до кости, заставляя скулить от боли, выжимая слезы из глаз.

«Как бабочка под утюгом… Или лягушка в печи…» Будучи ребенком, однажды летом Михаил поймал лягушку и бросил ее в костер. Ему хотелось посмотреть, будет лягушка кипеть или нет. Бедное земноводное умудрилось выскочить из огня, но Михаил поймал ее и бросил снова…

…В ноздри нестерпимо бил запах паленого брезента, жженых волос и раскаленной земли. Горячий воздух выжигал легкие при каждом вздохе.

Уши внезапно уловили громкий вой. «Неужто это я?» – мельком удивился Михаил. Но нет. Вой шел сзади. Сало упрямо полз за Ершовым, почти утыкаясь лбом в его ботинки, и громко выл от боли.

Михаил не дополз совсем чуть-чуть – потерял сознание в двух метрах от спасения. А когда очнулся, первое, что ощутил, – как обожженную кожу обдувает легкий ветерок. Это было необычайно приятно.

Ершов приподнялся на локтях, оглядываясь. Деревня осталась позади. Сам он лежал в тенечке на травке возле куста жимолости, а рядом сидел полуголый Сало – закопченный, как кочегар, и мазал черно-красную от ожогов и копоти кожу каким-то кремом.

– Ты похож на трубочиста, – не удержался Ершов.

– Думаешь, ты лучше? – меланхолично отозвался напарник. – Очухался? А я уж думал – хана.

– Это ты меня вытащил?

– Нет, дядя Печкин, – огрызнулся Сало. – Помажь мне спину, а потом я тебя обработаю.

– А ты ничего, – Михаил взял протянутый тюбик с кремом. – Я-то сперва подумал, что у тебя очко для сталкера слабовато. Ошибся, братишка. Извини. И – спасибо.

Сало посмотрел на него. Впервые с момента их встречи он смотрел открыто, и выражение его лица было очень странным – то ли обматерить Михаила хотел, то ли, напротив, попросить о чем. Или предупредить. Но так ничего и не сказал, почти сразу отвернулся, буркнув что-то не слишком разборчивое.

Лечение заняло некоторое время. Зато Михаил убедился, что ожоги у них обоих не страшнее тех, какие бывают, если ошпарить руку кипятком. Больно, но не смертельно.

Сало достал из кармана пластиковую коробочку с одноразовыми шприц-тюбиками, протянул один Михаилу:

– Хочешь?

– Что это?

– Промедол. Обезболивающее.

Михаил поморщился и отрицательно покачал головой. Лучше потерпеть. Боль не такая уж сильная, чтобы глушить ее таким сильным препаратом сродни наркоте.

– Как знаешь, – Сало сделал себе инъекцию и убрал коробочку в карман. – Если передохнул, пошли. Тут уже недалеко осталось.

Трын-траву намеревались подкараулить возле заброшенного Коровника на окраине Сосновки. По словам Сала, жертва будущего ограбления еще ночью ушла в Зону, а вернуться должна была именно этим путем.

Михаил не стал спорить. Сало местный, ему виднее, какими маршрутами тут ходят сталкеры.

Кряхтя от боли в обожженной спине и конечностях, Ершов поднялся на ноги, осмотрел то, что осталось от обгоревшей одежды, и принялся одеваться, радуясь, что не взял с собой рюкзак – тащить его на спине сейчас было бы абсолютно невозможно. Впрочем, для такой короткой вылазки, как у них, достаточно одного рюкзака на двоих, который нес Сало. А всякие хозяйственные мелочи и фляга с водой отлично поместились в карманах и на поясе у Михаила.