Декабрист
Шрифт:
Утром 10 сентября Аракчеев отсутствовал в Грузине. Он инспектировал полк своего имени — Аракчеевский гренадерский. В инспекционных поездках он занимался любимым делом — распекал не угодивших ему офицеров, а затем посылал провинившегося и его подчиненных на гауптвахту.
Между тем к станции подъехал верховой офицер в мундире майора поселенных войск. Он справился, у себя ли граф, и, узнав, что отсутствует, пожелал оставить у него дома срочно доставленный пакет.
В доме графа проживала его домоправительница и любовница Анастасия Шумская, в девичестве Минкина. То есть до того, как граф исправил ей подложные документы о дворянстве. Четверть века назад чернявая цыганская дочка пленила сердце, или то, что ниже, Алексея Андреевича, и пока не
Собственно, проживала она во «флигеле», роскошном особняке по другую сторону улицы от двухэтажного графского дома. За домом располагался богатый сад, куда выходила разукрашенная веранда, с которой Минкина отдавала распоряжение дворне. Вот и сейчас она там задержалась:
— Всыпьте ей горячих, да так, чтобы встать не могла! — крикнула она во двор. И не ушла прежде, чем послышался свист розог и крики наказываемой девушки.
Настасья Филипповна чувствовала приближение критического для женской красоты возраста и поэтому старалась самых красивых девушек забрать к себе в прислуги, чтобы они не соблазнили ее любвеобильного патрона. Здесь она могла измываться над ними как хотела. Беспричинная злоба теперь на нее накатывала часто.
Минкина решила прилечь передохнуть в большой зале. Однако не успела она опуститься на кушетку, как в комнате бесшумно, как привидение, появился офицер в форме поселенных войск. Настасья Филипповна успела подумать, что внешность у него ничего и можно было бы воспользоваться отсутствием графа… Но в этот момент в руке у него появился большой нож, и Минкина поняла, что — все… Офицер нанес профессиональный удар ножом по горлу жертвы, которое рассек до позвоночника. Затем он придержал содрогающееся тело, помогая ему без лишнего шума опуститься на пол. Уже умирающей женщине он нанес несколько беспорядочных ударов в грудь и живот — не из садизма, а чтобы имитировать непрофессиональное нападение. Для того же резанул ее по ладоням — создавая впечатление, что она пыталась защититься. Окровавленный нож, удачно подобранный на пустой кухне, бросил тут же на пол — улика того, что убил кто-то из прислуги.
Офицер настороженно огляделся водянисто-голубыми глазами. Но никого не было. После того как Минкина наказала свою комнатную девушку, крики которой все еще доносились из сада, к ней вряд ли кто-то решится приблизиться, пока настроение ее не улучшится… Все складывалось удачно. Убийца так же незаметно, как и появился, покинул дом, и вскоре скакал в Санкт-Петербург с докладом.
…Получив из Грузина известие о том, что «Настасья Федоровна очень больна!», Аракчеев вскочил в карету и велел гнать до Грузина не останавливаясь. С ним ехали командир полка фон Фрикен и главный доктор военных поселений Миллер.
Узнав, что на самом деле она умерла, Аракчеев впал в дикую истерику, а затем в прострацию, из которой не выходил сутки. В это время полковник фон Фрикен принял свои меры к расследованию: всю дворню Минкиной, двадцать четыре человека, заковали по рукам и ногам и поместили под замок.
Когда к Аракчееву вернулась способность соображать, он понял, что конечно же не забитая дворня прикончила его ненаглядную госпожу. Он написал письмо императору Александру, где сообщал об убийстве любовницы и то, что, по его мнению, «смертоубийца имел помышление и обо мне…». В том же письме, не спрашивая дозволения, он уведомлял, что «по тяжкому расстройству здоровья» передал все дела генерал-майору Эйлеру.
Отдельным рескриптом государя начальник штаба Отдельного корпуса военных поселений генерал-майор Петр Андреевич Клейнмихель был немедленно командирован из Таганрога в Новгород, чтобы курировать расследование. По дороге он заехал в Санкт-Петербург, где заглянул к цесаревичу.
— Граф Аракчеев полагает, что покушались на него.
— Ну, он не так далек от истины. — Острый взгляд сине-голубых глаз Николая заставил молодого генерала потупиться.
— Как мне вести расследование? — спросил Клейнмихель.
— А как бывало в Риме, когда раб убивал хозяина дома, — что делали с рабами?
— Казнили всех.
— Ну, у нас в России, слава богу, смертной казни нет, — зато есть кнут, после которого не все выживают, — сказал Николай. — Подарочек братцу не удалось передать?
— Только частично. Государь приболел. Теперь очень опасается отравления. Раз как-то камешек в хлебе ему попался — так он начштаба Дибичу поручил расследовать это дело.
— Да… Трудно. Но ты придумай уж что-нибудь, Петр Андреевич… У Аракчеева еще помощник ведь есть, подполковник Батеньков, если не ошибаюсь. Говорят, талантливый человек… — Клейнмихеля перекосило при упоминании его главного соперника по службе.
…Николай понимал, что его клевреты элементарно трусят. Дать слишком большую дозу — значит попасть под подозрение в цареубийстве. Нужен был человек, для которого такое деяние будет лишено ореола святотатства. Тот, кто был участником предыдущего ночного темного дела в Михайловском замке, — а таких Александр от себя почти всех удалил. Но некоторые остались…
И фельдъегерь повез письмо от цесаревича к лейб-медику Виллие, в котором помимо выражения беспокойства о здоровье государя (тревожные сведения от Клейнмихеля) был вписан еще шифрованный сигнал от Джорджа Доу. Получив послание, медик нахмурил узкое чело: он не любил действовать своими руками, хотя решительности ему было не занимать. Когда-то, более четверти века тому назад, несколько эмигрантов с туманного Альбиона — Уэйли, Шервуд и некоторые другие — приехали, чтобы помочь молодому цесаревичу Александру, имеющему склонность к Британии… Теперь настала пора перевернуть последнюю страницу этой истории…
Между тем Клейнмихель чужими руками вынудил признания у несчастных рабов Минкиной. После допросов с пристрастием суд Уголовной палаты осудил первую группу виновных в составе поваренка и пяти женщин к наказанию кнутом. Из них несовершеннолетний парень, якобы убийца, и две девушки умерли во время наказания. Военные поселения были устрашены и почувствовали твердую руку нового начальника…
Глава 14
Дурное известие
Петр Ломоносов вместе со своей женой гостил у тестя — помещика Жукова. Вскоре после возвращения из княжеств он уехал в Грецию — сражаться с турками под началом Дмитрия Ипсиланти. Пробыв там год, воротился разочарованным: потомки Ахилла не показали себя отчаянными воинами. Пребывая там, он регулярно ссылался с полковником Пестелем, сообщая наиболее интересные моменты происходящего. После того как Англия решила прямо вмешаться в борьбу, у нее появилось немало сторонников, которых возглавлял ненавидящий русских грек Маврокордато. Возвратившись домой через Пруссию, Петр некоторое время искал себе занятия по душе. На гражданской стезе он ощущал себя рыбой, выброшенной на сушу. Но к тому времени вернулся из Франции Михаил Лунин, вновь поступивший на службу в войска. Он был приписан к гродненским гусарам, стоявшим в Варшаве, и стал адъютантом цесаревича Константина Павловича.
Возвращение Лунина из Франции, где он вел рассеянную жизнь философа, много общался в салонах с выдающимися умами страны и с самыми отчаянными реакционными клерикалами, как подозревал Петр, было вовсе неслучайно. По-видимому, оно было прямым следствием недавно состоявшегося прихода к власти во Франции реакционной клики наследника, будущего короля Карла Х. Обретению власти этим кабинетом, надо сказать, сильно способствовали весьма многочисленные, но, как один, неудачные заговоры карбонариев, открывшиеся во Франции совершенно неожиданно. Они заставили реакцию действовать решительно, чтобы предотвратить новую революцию. Однако Петр подозревал, что половина этих заговоров не обошлась без Михаила, почему и шансов на успех они не имели изначально. Недаром английские агенты, пересекавшиеся с Луниным в Париже, сообщали на Альбион, что это чрезвычайно опасный человек, которого невозможно переиграть. Мавр сделал свое дело и вернулся.