Декамерон в стиле спа

Уэлдон Фэй

Мы все стрижены под одну гребенку — мыслим одинаково. Вернее, нет, прошу прощения: не мыслим, а чувствуем. Что-то мы утратили. Нечто вроде истинного вкуса к жизни. Отныне вместо веры астрология, она поможет вам найти свое внутреннее «я». Если у вас имеется чувство вины, обращайтесь к психотерапевту, он лучше всякого Господа простит вам ваши грехи. Психотерапии вообще отведено особое место в плане Грамши. Психотерапевт не делает разницы между личностями, у него на все один рецепт. Если несчастлив, значит, должен винить в этом свою мать. Если ты страдаешь избыточным весом, покопайся в памяти и свали все на отца, который обижал тебя в детстве. Одним словом, та самая культурная революция, только в усовершенствованном, перевернутом виде, свершилась. Здравый смысл поставлен с ног на голову. Рассудок

в культуре стал теперь достоянием народа, а не буржуазии. Победа Грамши очевидна.

Одна из дам зевнула. Другая, клюнув носом прямо в воду, резко встрепенулась. Но Сторонница Теории Заговора невозмутимо продолжала:

— Человеческие и семейные ценности в нашей стране оказались даже в более бедственном положении, чем в других странах Европы. А все потому, что революция Грамши распространилась здесь шире, чем везде. Мы подчиняемся правилам, которые кажутся нам проявлением здравого смысла. Верим в права человека! Миндальничаем с нашими врагами, собственноручно вооружая их бомбами. Мы, видите ли, считаем, что если будем к ним добры, то и они будут добры, к нам. В других странах, где еще не утрачен старый рассудок, с врагом пока еще принято бороться, но скоро и их энергия исчерпается. Это слюнтяйство дойдет и туда, и они тоже узнают, что такое крах.

— А вот скажите, — перебила ее Шиммер. — Вы что же, представляете себе какую-то комнату, где тайком собираются грамшиисты и, потирая руки, строят заговоры? Или имеется в виду, что все это нужно воспринимать метафорически, как сумму человеческой глупости, принявшей совсем уж скверный оборот, и считать, будто человек, желая улучшить мир, стремится узаконить это желание? То есть никакой это не заговор, а просто человеческая дурь.

— Сама не знаю, — призналась Сторонница Теории Заговора, от растерянности даже как-то помолодев. — Я понимаю, что это несколько притянуто за уши. Но какое еще разумное объяснение можно этому дать? Если это действительно заговор, то все становится на свои места.

— Но зачем им это нужно? — спросила Шиммер. — Ну разрушат они общественные устои, и что с того?

— Как что? Власть. Безграничная власть. Сладкое осознание своей, правоты. Восторг от успеха. Триумф достижения цели. Бог его знает, что там люди испытывают, когда разрушают. Я же говорила вам — они были безумцами.

— Так они поступили с Ираком, — заметила Судья. — Разрушили целое общество с его устоями и традициями, нимало не заботясь о последствиях. Их это ничуть не волновало, ведь для них это всего лишь чужая земля. Но насчет красных!.. Дескать, они до сих пор прячутся по углам? Здесь, в этой стране? Это уже перебор! Нет, правда, дорогая! По-моему, вам пора завести любовника.

— Вам бы следовало быть осторожнее, — одернула Шиммер. — Сейчас в вас снова говорит мужчина. Вы что же хотите сказать? У нее все дело в мужике?

— Кстати, как изменились в последнее время ваши суды! — продолжала Сторонница Теории Заговора, не обращая внимания на эту словесную перепалку. — Они потеряли влияние в государстве. Как потеряли его врачи и избранные народом представители. Страной правят функционеры. Функционеры и диктат.

Судья промолчала, вновь обратившись в слух.

— И вот в нашей прежде мягкой стране из-под бархатного рукава начинает потихонечку высовываться железный кулак. У инакомыслящих нынче один удел — тюрьма; у всех, кто действует не так; противников любых кардинальных мер; отщепенцев и несогласных; матерей, не пускающих своих детей в школу. Преступные мысли наказываются суровее и жестче, чем сами преступления. Если ты изволил задуматься, получишь три месяца, задумался сознательно и с расчетом — получи три года. Ты не имеешь права размышлять — твоя голова тебе не принадлежит, они забрали ее. Грамши делил революционную борьбу на два этапа. Первый — скрытая «позиционная война», нечто вроде культурного противостояния. Ее цель — постепенный и неуклонный подрыв гегемонии буржуазии, который позволит, когда придет время, перейти к войне «наступательной». Это своеобразная лобовая атака, что-то вроде штурма Зимнего дворца. И время пришло. Вы только посмотрите, как широко распахнуты двери тюрем.

— Нет, заговоры точно есть, — решительно заявила Трофейная Жена. — Заговоры и перевороты.

Например, Октябрьская революция, когда большевики захватили власть. Штурм Зимнего дворца в семнадцатом году не имел такой уж мощной поддержки у народа, как это обычно показывалось в пропагандистских советских фильмах. Грамши, возможно, видел их и верил в этот бред. Да, люди прибежали туда сами, но только потому, что горстка революционеров, которой удалось ворваться во дворец и захватить его без единого выстрела (если не считать одного холостого заряда крейсера «Аврора»), разрешила им грабить винные погреба и заливать глотку драгоценными коллекционными винами. Во всяком случае, так мне в свое время рассказывал гид «Интуриста». А еще я многое знаю от своего старичка Миллионера. Он говорил, что в сорок седьмом году коммуняки всерьез нацелились захватить власть в Штатах. Тогда по Америке прокатилась волна забастовок, гражданского неповиновения и насилия. Советы заняли пол-Европы (даже Британия узнала, что такое социалисты) — и наступил подходящий момент завоевать и Америку. Этого не произошло. На политическую арену вышел сенатор Маккарти и объявил знаменитую «охоту на ведьм», то есть полное искоренение коммунистических ячеек.

— Ваш Маккарти был тот еще мерзавец. Это все знают, даже я, — сказала Бывшая Жена Викария.

— Маккарти испортила голливудская пропаганда, — возразила ей Трофейная Жена. — Имя его с тех пор заляпали грязью, зато Америка была спасена. Так рассказывал мой старичок, а ему виднее.

— Выходит, что план Грамши перенацелился на Европу, только отшлифовал свои идеи, — заключила Шиммер. — Чтобы создать грамшиистский вариант Советского Союза, еще одну экспансионистскую империю, тоталитарное государство, только с более мягким укладом, основанное на принципе консенсуса, а не принуждения. — Похоже, Шиммер с готовностью восприняла эту идею.

— Да, так было до сих пор, — согласилась Сторонница Теории Заговора. — Только, как я уже сказала, время пришло — и законодательство приведено в нужное состояние, и тюрьмы готовы.

Тут я наконец не выдержала и вмешалась:

— Но если такой заговор и существует, это не означает, будто заговорщики так уж доверчивы и наивны. Не нужно их недооценивать. План Грамши победил в этой стране и может с таким же успехом победить в Европе. Но есть вещи, которые не так-то просто заметить и распознать. Я говорю сейчас о глобализации, благодаря которой мы все больше скатываемся к потребительству. У нас теперь по воскресеньям ходят не в церковь, а по магазинам. Супермаркеты повсюду, так что мимо не пройдешь. Каждый рушащийся брак, каждая распадающаяся семья означает еще одну машину на дороге, кровать, набор кухонных полотенец — то есть еще один выгодно проданный товар. Люди все больше поклоняются мамоне [9] и не думают ни о каких революциях. Враг у ворот, а ваш план Грамши что-то не бьет тревогу. Да и как воевать? Для этого нужны армии, а армии контрреволюционны. Исламский мир и китайцы знай посмеиваются, ведь численно они превосходят нас. И ни о каком Грамши они сроду не слыхивали. Я думаю, и вы-то сами жалеете, что слышали о нем.

9

Мамона — бог богатства и наживы у древних сирийцев.

На этом разговор закончился. Мы все устали и разбрелись в разных направлениях.

Глава 18

Я лежала утром в постели и пыталась понять, почему вмешалась вчера в разговор именно в этом месте — отчего меня больше беспокоило внешнее нападение, нежели атака изнутри. Зачем бояться грузовика, способного врезаться в ваш дом, пробив стены, когда более реально — разве нет? — что кто-то просто оставит включенным кран в ванной и случившийся потоп обрушит ваш потолок? Я пыталась вспомнить, была ли нервозным ребенком в детстве или эта подверженность страхам пришла ко мне позже, когда у меня родились свои дети, и пришла к выводу, что второе более вероятно. Чем больше привязанностей я приобретала, тем больше тревог поселялось в моей душе. Этот страх порхал, как злая бабочка, и садился там, где было чем поживиться.