Декстер в деле

Линдсей Джеффри

— Деке, — хрипло прошептала Дебора и снова попыталась улыбнуться. Получилось еще хуже, чем в первый раз, поэтому она перестала стараться, закрыла глаза и даже как-то осела в снежной глубине подушек.

— Она пока слаба, — сказал мне Чатски.

— Сам вижу, — отозвался я.

— Ты… это… ее не напрягай, и все такое. Врач не велел.

Может, Чатски боится, что я с ней стану в волейбол играть? В общем, я просто кивнул ему и потрепал Дебору

по руке.

— Как хорошо, что ты опять с нами. Мы переживали.

— Знаю, — слабо выдохнула она, прикрыла веки и стала прерывисто дышать, разомкнув губы, а Чатски наклонился и всунул ей в рот кусочек льда.

— Тише, — сказал он. — Не нужно пока говорить.

Дебс проглотила лед и хмуро зыркнула на Чатски.

— Я в норме, — заявила она (что было, разумеется, некоторым преувеличением).

Лед вроде чуточку помог, и голос моей сестры уже не был так похож на скрип напильника по рассохшейся деревяшке.

— Декстер, — позвала она неожиданно гулко, словно крикнула в церкви. К моему величайшему изумлению, я заметил слезинку в уголке ее глаза (а ведь она не плакала при мне лет с двенадцати). Слезинка скатилась по щеке на подушку и впиталась в ткань. — Вот дерьмо. Чувствую себя такой…

Рука — та, которую не держал Чатски, — слегка задрожала.

— Еще бы! — заявил я. — Ты ведь почти умерла.

Она полежала с минуту молча, с закрытыми глазами, а потом проговорила очень тихо:

— Я больше не хочу…

Мы с Чатски переглянулись, он пожал плечами.

— Что не хочешь, Дебс? — спросил я.

— В полиции…

Когда до меня наконец дошло, что сестра больше не хочет быть копом, я изумился так, будто луна вдруг вздумала уйти на пенсию.

— Дебора!

— Какой смысл… — прошептала она. — Попасть сюда… зачем?

Дебс открыла глаза, посмотрела прямо на меня и чуть заметно покачала головой.

— Зачем? — повторила она.

— Это твоя работа, — высказался я. Признаю: не самое уместное замечание, — но лучше в данных обстоятельствах ничего не придумалось; к тому же вряд ли ей сейчас хотелось слушать про Правду, Справедливость и «Американский образ жизни».

Очевидно, про работу Деборе слышать тоже не хотелось, потому что она лишь взглянула на меня, отвернулась и снова закрыла глаза.

— Дерьмо…

— Ну, хватит на сегодня! — раздался громкий энергичный голос с густым багамским акцентом. — Джентльменам пора уходить.

Полная и очень жизнерадостная медсестра принялась выпроваживать нас из палаты.

— Даме нужно отдыхать, а вы тут пристаете и мешаете! — говорила она. Ее акцент мне так понравился, что я даже не сразу понял, что нас выгоняют.

— Я только что приехал! — возмутился я.

Медсестра встала прямо передо мной и скрестила руки на груди.

— Значит, на парковке сэкономите! Пора, пора! — заявила она, оборачиваясь к Чатски. — Ну же, джентльмены! Пора обоим!

— И мне?! — поразился он.

— И вам! — Она погрозила ему пухлым пальчиком. — Вы и так уже давно сидите.

— Но мне нужно остаться! — уперся он.

— Нет, вам нужно уходить, — возразила медсестра. — Доктор говорит, ей следует отдохнуть. Одной.

— Идите, — прошептала Дебс.

Чатски обиженно уставился на нее.

— Все будет нормально, — сказала она. — Идите.

Чатски переводил взгляд с нее на медсестру и обратно.

— Ладно, — наконец произнес он. Нагнулся и поцеловал мою сестру в щеку, и она не возражала. Потом Чатски встал и воззрился на меня, изогнув бровь. — Пошли, парень. Похоже, нас выгоняют.

И мы ушли, а медсестра принялась лупить и взбивать подушки на постели больной, как будто они в чем-то провинились.

Чатски повел меня по коридору к лифту и, пока мы ждали кабины, признался:

— Я немного дергаюсь.

Он сердито потыкал в кнопку «вниз».

— Ты что? — удивился я. — Из-за… повреждения мозга?

В ушах у меня до сих пор звенело заявление Деборы о том, что она хочет все бросить, и это было настолько не похоже на мою сестру, что я тоже немного беспокоился. Меня по-прежнему преследовал ужасный образ: безмозглая Дебора пускает слюни в коляске, а Декстер кормит ее кашкой с ложечки…

Чатски покачал головой:

— Не совсем… Скорее из-за психологических последствий…

— В каком смысле?

Он скривился.

— Не знаю… Может, это просто из-за травмы. Но она какая-то… плаксивая. Дерганая. Понимаешь, самане своя.

Меня никогда не пыряли ножом, я не истекал кровью и не припоминаю, чтобы читал про то, как люди обычно себя чувствуют в схожих обстоятельствах, но мне казалось, что вести себя при этом плаксиво и дергано — достаточно объяснимо. Вот только я не успел придумать, как потактичнее сообщить это Чатски, потому что двери лифта разъехались и Чатски ринулся внутрь. Я вошел вслед за ним. Двери захлопнулись. Он продолжал:

— Она меня даже не сразу узнала! Глаза открыла…

— Ничего удивительного, — заявил я. — После комы…