Delirium/Делириум
Шрифт:
Можно ли допустить крохотную, исчезающе малую возможность, что он действительно посылал мне скрытое сообщение? Неужели он просил меня встретиться с ним?
От этой мысли у меня кружится голова.
Всё время вспоминаю слово, сказанное тихим низким голосом прямо мне в ухо: «серый». Он был там, он видел меня. Он меня запомнил! В мозгу роится множество вопросов; можно подумать, что порождение океана — знаменитый портлендский туман — покинул своё обычное место обитания и вселился в мою голову, так что я в нём совершенно потерялась и не могу нормально
Наконец тётушка замечает, что со мной что-то не так. Перед обедом я, как обычно, помогаю Дженни делать домашнее задание — проверяю таблицу умножения. Мы сидим на полу гостиной, смежной со «столовой» (на самом деле это крохотная проходная комнатка, в которой едва умещаются стол и шесть стульев), я держу на коленях тетрадь Дженни для домашних заданий, объясняя, где у неё ошибки, но на самом деле мой ум работает на автопилоте, а мысли за миллион миль отсюда. Хотя нет, они ровно в 3,4 [7] мили от этого дома, на топком берегу Бэк Коув. А такое точное представление о расстоянии я имею потому, что это — один из моих беговых маршрутов. Сейчас сижу и прикидываю, как быстро я могла бы преодолеть эту дистанцию на велосипеде, и тут же мысленно задаю себе трёпку только за то, что просто подумала об этом.
7
Прим. 5,5 км
— Семью восемь?
Дженни кривит губы:
— Пятьдесят шесть.
— Девятью шесть?
— Пятьдесят два.
С другой стороны, нет такого закона, который бы запрещал разговаривать с Исцелённым. Исцелённые опасности не представляют. Они могут быть наставниками и учителями для Неисцелённых. Хотя Алекс всего на год старше меня, между нами пропасть, непроходимая и бездонная — Процедура. Он с таким же успехом мог бы быть моим дедушкой.
— Семью одиннадцать?
— Семьдесят семь.
— Лина? — Тётушка покинула кухню, протиснулась мимо обеденного стола и теперь стоит у Дженни за спиной. Я дважды смаргиваю, пытаясь сосредоточиться. Лицо Кэрол озабочено.
— У тебя что-то случилось, Лина?
— Нет.
Я быстро опускаю глаза. Терпеть не могу, когда тётушка смотрит на меня так. Будто забирается в самые тёмные уголки моей души. Чувствую себя виноватой только за то, что думаю о парне, пусть даже и Исцелённом. Если бы тётушка сумела прочитать мои мысли, она бы сказала: «Ах, Лина, будь осторожна. Помни, что случилось с твоей матерью». Она бы сказала: «Склонность к Заразе — у тебя в крови».
— А что? — спрашиваю я, не отрывая глаз от потёртого ковра на полу.
Кэрол наклоняется, хватает тетрадь с моих колен и громко объявляет своим чистым, высоким голосом:
— Девятью шесть будет пятьдесят четыре! — Она захлопывает тетрадь. — Не пятьдесят два, Лина. Я полагала, что уж ты-то таблицу умножения должна бы знать?
Дженни показывает мне язык.
Мои щёки загораются.
— Простите... Я,
Томительная пауза. Кэрол так и приклеилась глазами к моему затылку — такое ощущение, будто там прожглись две дырки. Ещё немного — и я или закричу, или заплачу, или во всём признаюсь.
Она наконец вздыхает:
— Всё думаешь об Аттестации?
Испускаю неслышный вздох облегчения, с плеч как будто гора свалилась.
— Ага. Думаю.
Отваживаюсь взглянуть на неё — тётушка улыбается своей мимолётной улыбкой.
— Понимаю, не очень-то приятно снова проходить через тот же процесс. Но взгляни на дело иначе: у тебя есть шанс подготовиться получше!
Я быстро-быстро киваю и стараюсь выказать побольше энтузиазма, хотя и ощущаю лёгкий укол вины: об Аттестации я не вспоминала с самого утра — как только узнала, что результаты не засчитаны. Но охотно соглашаюсь:
— Да, конечно, вы правы, тётушка.
— Ну ладно, ладно. Время обедать!
Мой лоб словно овевает холодным ветерком — это тётушка в знак утешения проводит по нему кончиком ледяного пальца. Огонёк вины разгорается в пламя, и в этот момент я сама себе не верю, что ещё совсем недавно допускала мысль о том, чтобы отправиться к Бэк Коув. Это абсолютно, на все сто процентов никуда не годная идея! Отбросив сомнения, встаю и иду обедать с чистой душой, лёгкая и счастливая, словно выздоровела после долгой болезни.
Но за обедом любопытство возвращается, и сомнения вместе с ним. Я еле успеваю следить за застольной беседой, в голове крутится только: идти? не идти? идти? не идти? В какой-то момент замечаю, что дядя рассказывает историю об одном из своих постоянных покупателей, и все смеются, так что я тоже смеюсь, но немножко слишком долго и слишком громко. Все оборачиваются и вперяют в меня взгляды, даже Грейси — и та морщит носик и запрокидывает голову, как собачка, принюхивающаяся к какому-то незнакомому запаху.
— С тобой всё в порядке, Лина? — спрашивает дядя, поправляя очки, словно желая рассмотреть меня получше. — Ты сегодня какая-то странная...
— Нет-нет, со мной всё хорошо, — уверяю я, ковыряясь в тарелке с равиоли. Обычно я могу в одиночку умолотить полпачки, особенно после хорошей пробежки, и даже ещё место для десерта останется. Но сейчас я едва в состоянии проглотить несколько штук. — Просто переволновалась.
— Оставьте её в покое, — говорит тётушка. — Она никак не отойдёт от Аттестации. Всё пошло не совсем так, как планировалось.
Она делает дяде знак глазами, тот отвечает ей быстрым взглядом. Меня охватывает волнение: тётя с дядей очень редко вот так обмениваются взглядами — безмолвными, но полными значения. По большей части их общение ограничивается тривиальными вещами, типа: дядя рассказывает о происшествиях в магазине, тётя делится сплетнями о соседях. «Что у нас на обед? В крыше дырка. Бла-бла-бла». Всё. Неужели же настал знаменательный момент, и они упомянут Дебри или Изгоев? Но куда там! Дядюшка трясёт головой.