Делириум

Оливер Лорен

Такое впечатление, что она, как вошла в дом, только и ждала момента, когда можно будет произнести это слово. Миссис Шарфф, скривившись, оглядывает гостиную. В гостиной ни пылинки, но тетя Кэрол все равно краснеет.

— А еще на пыльцу. На собак и кошек, естественно, и на арахис, морепродукты, пшеницу, кисломолочные продукты и на чеснок.

— Не знала, что бывает аллергия на чеснок, — говорю я, просто не могу сдержаться.

— От чеснока у него лицо раздувает, как аккордеон. — Миссис Шарфф смотрит на меня так,

будто это я виновата в его болезнях.

— О! — повторяю я.

Повисает еще одна пауза. Брайан хранит молчание, но сопит значительно громче.

На этот раз положение спасает тетя Кэрол.

— Лина, — говорит она, — может, Брайан и миссис Шарфф хотели бы выпить воды?

Никогда еще я не была так благодарна за предоставленную возможность уйти из комнаты. Я вскакиваю на ноги и при этом едва не опрокидываю торшер.

— Конечно, сейчас принесу.

— Только фильтрованную, и льда совсем немного! — кричит мне в спину миссис Шарфф.

В кухне я, не торопясь, наполняю стаканы водой, естественно, из-под крана, и остужаю лицо возле открытой морозилки. До меня долетают голоса из гостиной, но кто говорит и что — понять невозможно. Наверное, миссис Шарфф решила в очередной раз огласить список того, что вызывает у Брайана аллергию.

Я понимаю, в конце концов придется вернуться в гостиную, но ноги отказываются нести меня в сторону коридора. А когда я все же заставляю их двигаться, они волокутся, будто бы свинцом налились, но все равно идут слишком быстро. Я все думаю о бесконечной череде скучных дней, дней цвета бледно-желтых и белых таблеток и с горьковатым привкусом лекарств. Каждое утро и каждый вечер проходят под урчание увлажнителя воздуха, сопение Брайана и капель из протекающего крана.

И ничто это не остановит. Коридор не бесконечен, я вхожу в гостиную как раз «вовремя» и слышу, как Брайан говорит:

— А на фотографиях она симпатичнее.

Брайан и его мамаша сидят спиной ко мне, но у тети Кэрол при виде меня отваливается челюсть, и они оборачиваются. Ну хоть совести хватило смутиться — Брайан опускает глаза, миссис Шарфф краснеет.

Мне никогда не было настолько неловко, как будто меня выставили на всеобщее обозрение. Это даже хуже, чем стоять в прозрачном халате перед эвалуаторами. У меня так трясутся руки, что вода выплескивается через края стаканов.

Не знаю, откуда у меня берутся силы на то, чтобы обойти диван и поставить стаканы на кофейный столик.

— Вот ваша вода. Льда не много.

— Лина… — Тетя хочет что-то сказать.

Но я не даю ей закончить.

— Извините, — чудесным образом мне даже удается улыбнуться, правда всего на миг. Подбородок у меня тоже трясется, я могу расплакаться в любую секунду. — Я не очень хорошо себя чувствую. Подышу минутку свежим воздухом.

Не дожидаясь разрешения, я разворачиваюсь и выхожу из дома через парадную дверь. Уже на крыльце я

слышу, как тетя извиняется за мое поведение.

— До процедуры еще несколько недель, — говорит она, — простите, что она так реагирует. Я уверена, процедура все поправит…

Как только я оказываюсь за дверью, горячие слезы прорываются наружу. Мир начинает расплываться у меня перед глазами, цвета и силуэты смешиваются друг с другом. День стоит безветренный, солнце похоже на плоский диск из раскаленного добела металла, оно только-только миновало точку зенита. В кроне дерева запутался красный воздушный шарик. Наверное, он уже давно там висит — наполовину сдулся и вяло подпрыгивает на ниточке.

Не представляю, как посмотрю в глаза Брайану, когда вернусь в дом. Вообще не представляю, как буду с ним общаться. На ум приходят тысячи оскорблений, которые я бы с радостью швырнула ему в лицо.

«По крайней мере, я на глисту не похожа». Или: «А тебе никогда не приходило в голову, что у тебя аллергия на жизнь?»

Я понимаю, что не скажу, не смогу сказать ничего такого. И проблема вовсе не в том, что он сопит или у него аллергия на все подряд. И не в том, что он не считает меня симпатичной.

Он не Алекс, вот в чем проблема.

У меня за спиной, скрипнув, открывается дверь.

— Лина? — зовет Брайан.

Я быстро вытираю ладонями мокрые щеки. Меньше всего на свете я бы хотела, чтобы он понял, что его дурацкое замечание так меня расстроило.

— Все в порядке, — говорю я, но не оборачиваюсь, потому что понимаю, какой у меня видок. — Еще секунда — и вернусь.

Брайан, наверное, тупой или упертый, потому что он не собирается оставлять меня одну. Наоборот, он закрывает дверь и спускается с крыльца. Я слышу, как он сопит у меня за спиной.

— Твоя мама сказала, что это ничего, если я постою тут с тобой, — говорит он.

— Это не моя мама, — тут же поправляю его я.

Не знаю, почему мне кажется, что это так важно. Раньше мне нравилось, когда люди принимали тетю за мою маму. Это означало, они не знают мою подлинную историю. Но с другой стороны, раньше мне много чего нравилось, что теперь кажется идиотизмом.

— А-а, да, верно.

Брайан должен знать хоть что-то о моей маме, ему должны были сообщить о ней, мы ведь поженимся.

— Извини, я забыл.

«Естественно, забыл», — думаю я, но вслух ничего не говорю. То, что он завис у меня за спиной, бесит меня настолько, что я перестаю плакать. Я скрещиваю руки на груди и жду, когда он поймет намек или, может, ему надоест смотреть мне в спину и он уберется в дом. Но сопение продолжается.

Мы знакомы всего полчаса, а я уже готова убить его. Наконец мне надоедает стоять вот так и молчать, поэтому я разворачиваюсь и направляюсь мимо Брайана к парадной двери.

— Ну вот, полегчало, — говорю я. — Можно возвращаться.