Дело было в Хмелёвке, или Деревенские рассказы
Шрифт:
– Здорово! – Митяй пожал Ковалёвскую ладонь сильно и уверенно, демонстрируя радость от встречи со старым другом. – Давненько. Лет пять уже, да?
– Шесть, – поправил Серый. – Но это ерунда. Наверстаем. Ты как? Насовсем?
– Нет, погостить, – покачал головой Митяй. – А ты откуда узнал, что я здесь?
Серый улыбнулся, развел руками, удивляясь недогадливости Митяя, и произнес только одно слово:
– Шурея!
Глава 3. Шурея
Когда-то давно работала в колхозе дояркой приятная с виду женщина по имени Александра Ивановна Богачёва. Дояркой она слыла неплохой,
Кто-то будет, возможно, утверждать, что любопытство и никакой не порок, а вовсе даже наоборот, но это как посмотреть.
Вот, скажем, надо колхозу знать закупочные цены, какие у соседних колхозов имеются, – Шура Ивановна тут же их выкладывает, глазом не моргнув. И это, конечно, колхозу на пользу. Любопытство-то Шурино к добру общему здесь приложено.
А в другой раз собрался тракторист Васька Лапин побаловаться с дояркой Настасьей на собственном Васькином сеновале. И, вроде, желание у них внезапно возникло, что никакой возможности заранее предугадать его не было ни у кого, даже у самих Васьки с Настасьей. И, вроде, сеновал на конце села, так что в тот угол не каждая собака заглядывает. Ан нет, через полчаса бежит уже с вилами к сеновалу Настасьин законный супруг Пётр в майке и семейных труселях (в чем застигло его сие несчастье) и грозится обоим голубкам всеми небесными карами. И откуда узнал, как потом его спрашивали, – так от Шуры Ивановны и узнал. И ведь не обманула! И спасибо ей, что не рогатый ходит, а всего лишь год условно схлопотал.
Целое информбюро и разведывательное управление могли бы бросить вызов этой милой женщине и с треском проиграть состязание. Источники её не были известны ни одной живой душе. И при событиях сама она обычно не присутствовала. Но ведь знала откуда-то с точностью до каждой пуговицы все подробности каждого дела раньше, чем сами участники еще успели разойтись.
Почтенный муж Шуры Ивановны был выбран ею по единственному качеству его – великому терпению. Николай Васильевич Богачёв всегда и сам при жизни затруднялся пояснить, откуда его жене известно все на свете, а потому налево не ходил во избежание и самогончиком баловался лишь в целебных целях, Шурой Ивановной даже поощряемых для пользы организма. Жил он в холе и неге, пока однажды не принял роковое для его жизни решение пойти искупаться. Уж что там случилось – одному Богу известно, только нашли его в камышах с выражением крайнего изумления на лице. Сама Шура Ивановна была твердо уверена, что в гибели ее обожаемого супруга виновны две русалки-соблазнительницы, которых она даже описывала во всех подробностях и в таких же подробностях проклинала почём свет стоит.
С тех пор можно было частенько видеть неутешную вдову вечерами на берегу деревенской речки, внимательно выслеживающую обидчиц с багром наперевес.
Деревенские мальчишки (среди которых были, конечно, и Серый с Митяем) находили в слежке за Шурой Ивановной некое наслаждение. Особенно им нравилось, когда она замечала их и начинала ругаться, и сыпать проклятьями одно замысловатее другого, и грозить им вслед багром. Отбежав подальше, они хором заводили сочиненную ими дразнилку:
Ходит Шура у реки,
Бьет русалкам тумаки!
Хоть и вечереет,
Бьет багром Шурея!
С тех пор к Шуре Ивановне и прилепилось прозвание Шурея. Как-то естественно его подхватили и взрослые, и вскоре никто уже иначе ее и не называл за глаза. Лишь в торжественных случаях, вспоминая о былых ее заслугах, председатель колхоза, а затем глава администрации именовали ее по паспортным данным, и Шурея ревела от счастья.
Митяй не удивился поэтому, когда Серый объяснил, откуда знает о его приезде. Он удивился, как всегда, только самой Шурее: приехал он поздно, по дороге ни с кем не встречался, до утра из дома не выходил, как и его родные. И тем не менее Шурея не только знала, кто и когда приехал, но и живописала Серому все подробности застолья, будто сама сидела за столом.
– Братан, я серьезно говорю, она ведьма, – подытожил свой рассказ Серый, убедившись в разговоре с Митяем в правдивости информации, полученной от Шуреи.
– И что ты предлагаешь? – усмехнулся Митяй его предположению.
В том, что Шурея ведьма, была уверена половина деревни. А вторая половина предпочитала простые и логичные объяснения способностей старухи Шуреи: умение оказаться в нужное время в нужном месте, дедуктивные способности и хороший слух. Митяй придерживался второй версии.
– Говорю тебе, она ведьма, – повторил заговорщицким тоном Серый и огляделся, проверяя, не видать ли где поблизости Шуреи. Старухи видно не было, и, успокоенный, он снова обратился к товарищу: – Если не веришь, давай проверим. У меня давно уже руки чешутся.
– Что так? – осторожно спросил Митяй, обдумывая предложение Серого. Оно было заманчиво, даже очень соблазнительно. После ночной беседы с чертятами его эта тема стала интересовать больше, чем когда-либо. Тем более, как выяснилось, ничего страшного при этом не ожидалось: банка всегда оставалась наготове.
– Она на меня чертей натравила, – на полном серьёзе заявил Серый и снова огляделся по сторонам.
– С чего ты взял, что она, а не самогон? – уточнил Митяй, даже не усомнившись в самом факте такой встречи Серого, но его стало разбирать любопытство, потому что Серый явно боялся повторного рандеву с рогатыми, а, следовательно, его история должна была серьезно отличаться от Митяевских забав накануне.
– Может, и самогон, но и она тоже, – настаивал Серый.
Его история оказалась для Митяя полной неожиданностью, тем более произошла она той же ночью, что и его.
Глава 4. Ночные посетители
Дед храпел на печке, как трактор, и Серому с кровати были видны только его ноги, одетые в шерстяные носки бабушкиной вязки, которые старый хрыч не снимал даже летом. Бабка тоже улезла на полати и посапывала с присвистом.
А Серому почему-то не спалось, хотя он и старался внушить себе, что выпил достаточно для крепкого полезного сна.
В углу что-то начало тихо шуршать, и Серый подосадовал на бабкину кошку, которая куда-то усвистала вместо того, чтобы заняться своими прямыми обязанностями и отловить зловредного мыша прямо на выходе из норы.
У него вдруг появилось чёткое ощущение, что рядом с его кроватью кто-то стоит. Причём не один, а как минимум двое.
Серый замер, уверенный, что какие-то отчаянные грабители решили поживиться на халяву и влезли для этого в дом. По опыту лагерной жизни он знал, что если прикинуться спящим, у этих парней будет меньше соблазна с испугу порешить его первым попавшимся предметом, а умирать за чугунок картошки и недопитую бутылку самогона Серому казалось огромной глупостью, к тому же непоправимой.