Дело чести
Шрифт:
— Хм, — только и сказал Гарт, искренне надеясь, что следующее задание окажется поинтереснее.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Стив расхаживал взад-вперед, осторожно, чтобы ненароком не провалиться, обходя вход в древнюю киву, почти неразличимый при свете звезд в эту безлунную ночь. Ожидание тянулось уже почти полчаса. Он на секунду включил фонарик, чтобы посмотреть на часы. Четырнадцать минут второго, две минуты до астрономической полуночи. Стив вздохнул.
Предстоящее отнюдь не радовало его. Не для того он потратил
«Пора», — напомнил Белеверн.
Стив со вздохом заставил себя расслабиться. Было очень трудно совладать с паникой, когда он почувствовал, как Белеверн выдвигается на первый план, перехватывая власть над телом. Собрав все силы, Стив сосредоточился на том, чтобы удерживать ноги неподвижными.
Белеверн удивленно моргнул, ощутив прохладное дыхание ночного ветерка, и, смакуя, вдохнул его ртом. О, Владычица, он и забыл о несметном множестве ощущений живого тела!
Эти мелочи Уилкинсон принимает как должное — ерошащий волосы ветерок, камешки под ногами, ощущающиеся даже сквозь подошвы. Подобного Белеверну не доводилось испытывать уже много столетий. Ощущения и восхитительно знакомые, и восхитительно новые в одно и то же время.
Но тут другие, более привычные чувства подсказали Белеверну, что Сила этого района достигла высшей точки. Со вздохом — настоящим вздохом! — он включил фонарь и прислонил его к камню, прежде чем нагнуться и вытащить из мешка кролика. Силы хватит, чтобы провести обряд, но в обрез, а жертва нужна, чтобы все удалось наверняка.
Он вонзил охотничий нож Уилкинсона в грудь животного. Кролик яростно замолотил лапами, пытаясь вспороть живот мучителю. С привычной сноровкой уклонившись от длинных когтей, Белеверн извлек сердце из груди жертвы.
Как только жизнь зверька отлетела, колдун собрал Силу и начал обряд…
Увидев, как Уилкинсон вонзил нож в грудь кролика, Александер невольно скривился. Провернув нож, Уилкинсон извлек из кролика что-то маленькое… сердце зверька. Что за дьявольщина тут творится?!
С ножом в одной руке, на острие которого еще трепетало кроличье сердце, и с безжизненным зверьком в другой Уилкинсон распростер руки, откинул голову и заговорил нараспев. Услышав голос Уилкинсона, взмывавший и спадавший в странном, почти потустороннем ритме, Александер ощутил, как волосы на голове зашевелились. Должно быть, в Олбани паренек прослушал курс колдовства. Язык оказался непохожим ни на один из тех, которые Александер когда-либо слышал.
Наконец песнопение закончилось. «А дальше что?» — гадал Александер и вдруг негромко охнул, когда горизонт озарился первыми лучами солнца. Что-то рановато для рассвета! Журналист бросил взгляд на часы — может, он задремал?
Нет, всего двадцать минут второго. До рассвета еще часов пять.
Белеверн разглядывал вспыхнувшие образы. Должно быть, его дубликат прибыл на заре. Слева материализовался горемка. Колдун изумленно поднял брови — на скакуне не было ни всадника, ни упряжи, ни седла. Что случилось?
Белеверн бросил взгляд на древнюю киву и снова перевел его на горемку. Ничего нового не происходило. Он осторожно ускорил время видения.
Когда в видении прошел примерно час, в киве обнаружилось какое-то движение. Забившая выход земля посыпалась внутрь. Колдун вернул течение времени к норме.
У него на глазах из дыры вылетело седло — его собственное седло. Тело Уилкинсона засмеялось. Очевидно, настоящий Белеверн появился внутри кивы, горемка не смог оставаться там и сбросил всадника.
Следом из кивы выбрался и сам Белеверн. Каждое его движение выдавало сильнейшее раздражение. Подобрав упряжь, он направился прямо к горемке. Наблюдавший колдун даже не шелохнулся, высокомерно позволив своему образу пройти сквозь себя по пути к скакуну. Как только горемка был снова оседлан, дубликат достал из седельной сумки радиоприемник.
Белеверн зачарованно следил, как его дубликат проводит процедуру определения собственного местоположения. Он явно нашел достойное применение похищенным знаниям Уилкинсона и даже пополнил их. Настоящий Белеверн проделал замеры, определяя свои точные координаты. Зачем?
В разгорающемся «дневном» свете Белеверн-Уилкинсон глянул через плечо колдуна на карты, расстеленные на седле. Однако его дубликат интересовался лишь своим текущим местонахождением. Когда он убрал карты, Белеверн знал не больше, чем прежде.
Затем образ сел в седло и поехал прочь. Белеверн увидел, как горемка ступил за край месы. Куда это он собрался?
Закрыв глаза, Белеверн послал разум за пределы тела, быстро нагнав призрачный образ, ехавший по воздуху вдоль маленького ответвления каньона к главному каньону.
Белеверн презрительно усмехнулся. Вот этим дубликат себя и выдал, продемонстрировав себя фотографу. Только круглый дурак при свете дня станет скакать по воздуху в Национальном парке, где не счесть людей с фотоаппаратами. Просто чудо, что он попался на глаза только одному фотографу.
Сделав круг, образ вернулся в исходную точку и снова удалился в киву. Астральная сущность Белеверна вернулась в тело Уилкинсона, и оно поднялось на ноги. Дубликат явно настроился на долгое ожидание, и Белеверн опять ускорил течение времени.
В конце концов видение добралось до полудня, и двойник Белеверна начал обряд послания. Вскоре записка, приготовленная к отправке, исчезла во вспышке пламени. Само послание не представляло особого интереса — просто распоряжение о принесении жертвы в определенное время. Зато крайне интересно, что это подразумевает наличие на Земле колдунов Дарины — кайвиров; тем более что послание было написано по-морвийски.