Дело чести
Шрифт:
В кабинете повисло молчание. Описание Битвы за Мантикору, как "самого страшного поражения" Республики Хевен или Народной Республики Хевен, — по крайней мере, в одном сражении — было хоть и точным, но определённо преуменьшением. Причарт не пыталась скрыть масштаб катастрофы. Некоторые детали оставались засекреченными, но она отказалась изменить свою политику и перестать говорить людям правду, или отбросить прозрачность, которую она установила вместо пропаганды, подтасовок и откровенной лжи Управления публичной информации. Некоторые её политические союзники спорили с ней об этом — ожесточённо, — потому что предчувствовали яростную реакцию, порождённую разочарованием, страхом и отчаянием. И в какой-то мере они были правы. В самом
Она отклонила их по нескольким причинам. Все её министры знали, что по крайней мере одной из них была боязнь того, что недоказуемая измена Джанколы выплывет в результате отставки с её стороны с потенциально катастрофическими последствиями не только для войны, но и для самого будущего Конституции, за восстановление которой все они так упорно боролись.
Но они знали и то, что эта причина была далеко не на первом месте в её рассуждениях. Самым важным фактором было то, что президент Республики был не просто её первым министром. По Конституции, Причарт была не просто главой правительства, имеющим возможность подать в отставку и позволить какой-то другой партии или политическому лидеру сформировать новое правительство, если политика или решения окажутся неудачными. К лучшему или к худшему, в течение своего срока она была оставалась республиканским главой государства. Несмотря на всю полученную критику, на все яростные атаки, которые запускали против неё политические лидеры оппозиции (многие из них — давние сторонники Джанколы), она отказывалась отступить от этого конституционного принципа, и все невнятные угрозы импичмента по тому или иному сфабрикованному обвинению разбивались о тот факт, что явное большинство избирателей Республики и их представителей всё ещё доверяло ей больше, чем кому бы то ни было ещё.
Что, к сожалению, было совсем не то, что сказать, что они доверяли ей мнению так же, как и раньше. И это, конечно, было ещё одним фактором, который ей приходилось учитывать в отношении любого рода переговоров с Мантикорой.
А также в отношении любого признания о том, что сделал Джанкола. Что ещё более осложнит дела, учитывая, что это был один из двух вопросов, по которым мантикорцы собирались потребовать уступок.
— Я очень сомневаюсь, — продолжила она тем же ровным голосом, — что кто-то в этой комнате — или где-либо на этой планете — может сожалеть об исходу Битвы за Мантикору больше, чем я. Но в твоих словах есть смысл, Тони. После того, что там произошло, и учитывая, что ничто не мешает им сделать с нами то же самое, где бы они ни пожелали, — на что, уверяю вас, адмирал Александер-Харрингтон не замедлила мне указать, в самом вежливом виде, конечно, — я не вижу особого смысла для них заниматься каким-то мошенничеством за столом переговоров. И в отличие от всех вас — кроме Тома, конечно, — я уже действительно познакомилась с этой женщиной. Она… впечатляет, во многом. И я не думаю, что у неё склад ума типичного политика.
— В каком смысле, мадам президент? — спросила Лесли Монтро, слегка сузив глаза.
— В том смысле, что я думаю это последний человек во вселенной, которого я бы выбрала, чтобы передать кому-то ложь, — решительно сказала Причарт. — Я не думаю, что она бы приняла такую работу, и даже если бы приняла, она бы не очень хорошо справлялась с ней.
— Должен сказать, что у меня всегда было такое же впечатление о ней, мадам президент, — тихо сказал Тейсман.
— И всё, что собрала на неё служба внешней разведки, свидетельствует о том же самом, — вставил ЛеПик.
— Но это не значит, что её не могли использовать, чтобы всё равно "передать нам ложь", — указал Несбитт. — Если то, кто послал её, солгал ей, или по крайней мере оставил её в неведении о том, что на самом деле задумал, она вполне может считать, что всё это время говорит нам правду.
— Ха! — неожиданный
— Прости, Тони, — сказала она министру торговли с виноватым выражением лица. — Я не над тобой смеялась, правда. Просто… Ну, поверь мне в этом. Даже если все дикие слухи о способностях древесных котов узнавать ложь — это чепуха, я бы не стала пытаться обмануть эту женщину, а нам с Хавьером удалось водить за нос госбезопасность! Я должна сказать тебе, что у меня было отчётливое впечатление, что она может видеть, что творится у меня в черепе, и как там крутятся маленькие колёсики. — она снова покачала головой. — Не думаю, что кто-то смог бы ввести её в заблуждение и отправить сюда изображать козла-провокатора без её ведома.
— Простите, что говорю это, мадам президент, — медленно произнёс Уолтер Сандерсон, министр внутренних дел, — но у меня определённо сложилось впечатление, что она вам по-настоящему нравится.
Голос Сандерсона звучал так, словно ему казалось, что его предали собственные подозрения, и Причарт наклонила голову и поджала губы, обдумывая сказанное им. Затем она пожала плечами.
— Я бы не заходила так далеко, Уолтер. По крайней мере, пока. Но я признаю, что при иных обстоятельствах, думаю, она бы мне понравилась. Учтите, я не собираюсь позволять ей продать мне аэромобили, пока мой личный механик их не проверит, но по сути дела одной из главных правил дипломатии — это выбор эффективных дипломатов. Дипломатов, которые могут убедить других людей доверять им, которые могут даже понравиться этим людям. Как говорится, создать хорошее взаимопонимание за столом переговоров. Я знаю, что она не обученный дипломат, но у мантикоры давняя традиция использовать старших офицеров флота в качестве послов и уполномоченных представителей. От этого они только выигрывали все эти годы, и я уверена, что отчасти именно поэтому они и выбрали её, но я также думаю, что суть здесь лежит глубже.
"Глубже, Мадам?" спросила Монтро.
— Я думаю, они выбрали её, потому что она хотела этого, — просто сказала Причарт. Она посмотрела на Тейсмана. — Теперь, когда у меня была возможность по-настоящему познакомиться с ней, Том, я больше чем когда-либо убеждена, что твоя идея пригласить её на саммит, который мы предложили, была очень хороша. Аналитики Вильгельма тоже правы, я думаю. Из всего ближайшего окружения Елизаветы она вероятно наиболее близка к тому, чтобы мы могли назвать её свои другом.
— Другом! — Несбитт резко фыркнул.
— Я сказала, ближе всего к тому, чтобы мы могли назвать её другом, Тони. Я не думаю, что кто-то мог бы обвинить её в "сочувствии хевам", и видит бог, эта женщина не замедлит уничтожить все наши корабли, если переговоры не удадутся! Но она искренне не хочет этого. И я не думаю, что у неё есть желание настаивать на несправедливо карательных условиях.
Несбитт оглянулся на товарищей из кабинета, потом повернулся к Причарт.
" Г-жа президент при всем уважении" сказал он: "У меня подозрение, вы уже додумались, что" мы "собираемся делать."
"Я себе не сказала бы совсем так", ответила она. " Мой взгляд в том, что мы оказываемся перед необходимостью вести переговоры с ними, и если их условия не полностью возмутительны, это, вероятно, лучшая возможность, которую мы имеем, чтобы выжить. И я не говорю о выживании людей в этой комнате. Я говорю о выживании Республики Хевен… и Конституции. Если мы поедем при этом вниз в огне, то мы не будем 'только' брать с нами тысячи, возможно миллионы, жизней." Ее глаза были холодными, и голос ее мрачной. "Мы потеряем все, за что мы боролись — все, что мы сделали все, что мы пытались сделать, все, что мы хотели, выполнить для Республики со дня когда Том выстрел в Сент-Жуста — я не готова к тому, что случится, не делая все от меня зависящее, чтобы избежать этого "