Дело дрянь
Шрифт:
И, уж конечно, он не собирался пить подаренное вино. Предложение пойти и отметить дело — это было совершенно не смешно. И бутылка, скорее всего, хранила в себе не только токайское — хотя оно, быть может, действительно сорокадвухлетней выдержки. Несмотря на то, что была запакована как следует.
Однако вино было очень кстати. Потому что после прекращения активной деятельности двое преданных и очень много знающих телохранителей становились совершенно не нужны.
И оба ничего не заподозрят, потому что язва желудка в справках тоже значится, и до них это так же доведено, как объяснение того, почему Евгений
Мысли медленно текли в его голове, пока машина заворачивала к аэропорту. Буран, судя по всему, заметно усилился и грозил перейти в настоящую бурю. Это Новикову не нравилось, хотя он и знал, что правительственный самолет способен спокойно лететь и в худшую погоду. Это вам не хилый «Боинг».
Однако из чисто эстетических соображений его заботила портящаяся прямо на глазах погода.
Отогнав машину в специальное багажное отделение самолета, все трое торопливым шагом прошли к спущенному трапу; вот уже начинаются ступеньки, ведущие к ожидающе открытой двери, за которой наконец-то тепло и покой…
Краем глаза дипломат отметил приближавшихся к нему людей. Четверо в штатском под предводительством крепкого, уже изрядно погрузневшего, как и сам Новиков, мужчины, более крупного, чем он, напоминающего медведя.
Самолет уже «разогревался», дожидаясь лишь своего пассажира. Он хотел было ускорить шаги, однако мужчины в штатском прибавили ходу, а их предводитель сделал дипломату несколько знаков.
Новиков пожал плечами и остановился. Он знал, что иное поведение может вызвать совершенно законные и очень опасные подозрения.
Телохранители снова напряглись, словно вышколенные псы. Им предстояло уехать из Северогорска на поезде и в Норильске сесть в самолет на Москву, потому что в салоне правительственного самолета их никто не ждал.
Но пока еще их клиент не скрылся за толстой бортовой обшивкой, и все, что могло с ним произойти, оставалось на их ответственности.
Оба внимательно смотрели на приближающихся людей. Через несколько секунд они наконец-то дошли до них сквозь бурю.
Грузный мужчина лет сорока пяти, несмотря на холод, отдуваясь и вытирая рукой выступивший на лбу пот, достал и предъявил удостоверение сотрудника ФСБ.
— Новиков Евгений Степанович, если не ошибаюсь? — громко, но едва слышно из-за бури спросил он хрипловатым голосом, размахивая перед носом пресс-секретаря своей корочкой. — Не уделите ли нам пару минут?
У Новикова неприятно засосало под ложечкой. Неужели его контакт с Алексеем выплыл на поверхность? Или что-то произошло по линии фронтальной проверки деятельности кадров налоговиками? Ходили слухи, что каждое пользование государственной техникой будет проверяться на соответствие личным нуждам пользующегося работника, — но у Новикова в Северогорске было официальное задание, с которым он разделался двумя часами раньше, и никаких придирок быть не могло. Что же тогда?..
Неужели уже отыскалось тело Кирилловой, благодаря глупости которой он получил сообщение о маршруте Объекта по стране к ее военной столице? Неужели что-то просчитали?!.
Если
— К сожалению, я очень спешу! — ответил он и отвернулся.
Грузный вцепился в его плечо своей медвежьей хваткой, заставляя Новикова развернуться.
— Погодите! У нас есть определенные соображения!..
У дипломата появилось стойкое ощущение, что дело плохо. Он стремительно просмотрел в голове список возможных осложнений и решил, что ему необходимо самолетное время, чтобы привести в порядок мысли и отработать детальный план действий по прилету в Москву.
— Я тороплюсь! — рявкнул он, освобождаясь от хватки и начиная подниматься по трапу, не сводя с грузного насмешливых и гневных глаз. — Надеюсь, дело не настолько важное, чтобы применять силу? В любом случае должен напомнить вам о дипломатической неприкосновенности. Надеюсь, вы слышали о такой вещи? — Он сделал несколько шагов по трапу наверх, оказавшись за спинами своих штатных охранников, один из которых тут же принялся проверять документы фээсбэшника, в то время как двое других двигались профессионально медленно, но верно тесня агентов ФСБ прочь от самолета.
Грузный тип еще что-то выкрикнул ему вслед насчет бомбы, заложенной в самолете, на что Новиков даже не стал отвечать, прекрасно понимая, что это фарс.
В общем-то, понимал это и сам грузный, которому почему-то не терпелось оставить чиновника здесь и о чем-то с ним поговорить; предположение о бомбе в постоянно охраняемом самолете правительственного отряда было слишком уж идиотским, а потому он сдался. Напор охраны усилился, и люди в штатском были оттеснены прочь. Новиков спешно вошел в салон, охрана последовала за ним. Люк был задраен, двигатели утробно запели, выводя самолет на взлетную полосу.
Со своего места Новиков видел, как быстрым шагом уходили в сторону от поля двое его телохранителей…
…Тихо выругавшись, грузный мужчина, неудачно пытавшийся остановить пресс-секретаря у трапа самолета, повернулся к своим.
— Об этой линии можно забыть. Сосредоточим свое внимание на той женщине, как ее… на Ивановой!..
…Несмотря на всю спешку, самолет все-таки попал в пургу. Новиков недовольно отвернулся от иллюминатора и зло задернул занавеску. Еще и эти фээсбэшники. Что у них может на него быть? Или они дергаются из-за того таинственного террориста, проверяют всех и вся по всем каналам, а здесь просто блефуют? А может, дело вовсе и не касается Алексея или касается, но о его причастности не знают… От этих волнений поседеть раньше времени — не самое страшное.
Вот только, когда все уляжется, не понадобится ли еще Алексею его работа? Не будет ли он искать его в течение двух недель, которые необходимы для обычного процесса увольнения?.. Терпеть такую жизнь дальше у Новикова не оставалось практически никаких сил.
Сегодня его чуть не схватили за руку — а ведь при обыске нашли бы чек! — но он, словно ловкий шулер, умудрился вовремя перепрятать туза из рукав, так что теперь, когда все следы деятельности уничтожены, а заветная бумажка хранится в бумажнике у сердца и сразу же по приезде будет перепрятана в подготовленное надежное место, он кристально чист.