Дело ГКЧП
Шрифт:
С изложенной позицией, кстати, согласуется и тот факт, что уголовное дело в этой части в отношении всех участников прекращено за отсутствием состава преступления.
Обвинение: 20 августа, вернувшись в Москву, Варенников принял участие в обсуждении вопроса о применении военной силы для захвата здания Верховного Совета России и руководства России; во исполнение этого Варенников дал указание подготовить три танковые роты и эскадрилью боевых вертолетов с боезапасом.
Данный пункт обвинения — один из наиболее серьезных и остановиться на нем следует подробнее.
Сам Варенников как на предварительном следствии, так и
Варенников подтвердил сам факт совещания у Ачалова и свое участие в этом совещании, наряду с представителями МВД и КГБ.
При этом Варенников отмечает, что главным обсуждаемым вопросом был поиск решения по нормализации обстановки у Белого дома — в первую очередь разоружение боевиков внутри здания.
Однако, реально оценив ситуацию, участники пришли к окончательному решению, что любые насильственные меры чреваты кровопролитием и поэтому не могут быть применены.
С военной точки зрения план захвата здания Верховного Совета не разрабатывался, приказы по войскам на это не отдавались, реальные действия не предпринимались.
Эти показания согласуются с иными доказательствами, исследованными в суде.
Так, бывший министр обороны СССР Язов Д. Т., допрошенный в качестве свидетеля, показал в суде, что именно по его указанию Варенников, только что прилетевший из Киева, принял участие в совещании у зам. МО Ачалова. При этом Язов не ставил Варенникову какой-либо конкретной задачи, и ему достоверно известно, что по итогам совещания Варенников никаких приказов по войскам не отдавал. Напротив, вечером 20 августа 1991 года Варенников высказал Язову свои соображения о необходимости вывода войск, с чем Язов согласился и что нашло поддержку у коллегии МО утром 21 августа 1991 года. Войска были выведены из Москвы без боевого применения.
При этом Язов отметил, что примененное в обвинении понятие «боевая операция» нельзя рассматривать как военный термин, поскольку он подразумевает боевые действия по меньшей мере войскового объединения (армии). Равным образом неприменим и термин «штурм» в отношении здания Верховного Совета России.
Если даже иметь в виду косвенную заинтересованность Язова в изложении событий, то и другие свидетели дали в судебном заседании аналогичные показания.
Достаточно, на мой взгляд, сослаться в этом случае на показания свидетелей Жардецкого, Карпухина и Громова.
Ни один из этих допрошенных в суде лиц не показал то, что кто-либо из руководства МО, КГБ, МВД дал приказ о захвате здания Верховного Совета России или тем паче руководителей республики.
Таким образом, если говорить о ситуации в целом, то никто из участников совещания у зам. МО Ачалова не получал и не давал приказаний по захвату здания Верховного Совета России.
Причина, по которой не состоялся так называемый «штурм Белого дома», даже в изложении постановления о привлечении в качестве обвиняемого и обвинительного заключения свидетельствует о добровольном отказе, что в силу ст. 16 УК РСФСР (привести текст) исключает уголовную ответственность. Этот вывод строится, повторяю, на предполагаемой следствием же противоправности действий Варенникова, выразившихся в присутствии на совещании в МО.
Уже в силу этого не вижу необходимости иной интерпретации и оценки описываемых событий.
По поводу фразы о захвате руководства России. Никакими материалами дела она не подтверждается и потому подлежит безусловному исключению из обвинения.
Что же касается танков и вертолетов, то их предполагаемое использование никак не было связано с боевым применением.
Сам Варенников на этот счет показал, что распоряжение о подготовке танковых рот он дал с целью последующего их использования в качестве машин разграждения — для очистки улиц Москвы от баррикад, завалов и т. п.
Вертолеты же предназначались для обеспечения вывода войск из Москвы, и ни для чего иного.
При этом боевое снаряжение танков и вертолетов было не в силу особого на то распоряжения Варенникова, а обычным состоянием техники, находящейся в повышенной боевой готовности.
Данные показания Варенникова ничем не опровергнуты.
Допрошенный в судебном заседании свидетель Павлов В. Е. показал, что 20 августа 1991 года получил распоряжение Варенникова перебазировать вертолеты из Тулы в Подольск с целью ведения воздушной разведки для обеспечения вывода войск из Москвы, что включало в себя отслеживание пробок, скоплений техники, облет кольцевой дороги. О каком-либо боевом применении ни Варенников Павлову, ни Павлов в подчиненные части приказов не давали.
Фактически же распоряжение Варенникова выполнено не было, т. к. спустя несколько часов Язов запретил все полеты.
Объясняя противоречия, имеющиеся в показаниях, свидетель Павлов пояснил, что он лично никому из подчиненных не давал приказов летать над Москвой.
Бывший в тот период заместителем командующего МВО Головнев А. А., допрошенный в суде, показал, что, будучи осведомлен о распоряжении Варенникова в отношении подготовки танковых рот, он лично не получал приказа на боевое применение танковых подразделений.
Варенникову вменено, что в результате неправомерного ввода войск в Москву в ночь с 20 на 21 августа погибли три человека: Комарь, Кричевский и Усов, а также неправомерными действиями ГКЧП был причинен ущерб на общую сумму 24,2 млн. руб.
В данном случае предварительное следствие применило принцип объективного вменения, поскольку известно — и это не требует отдельной аргументации, — что Варенников к вводу войск в Москву не имел никакого отношения.
После Указа и. о. Президента о введении ЧП в Москве распоряжения о вводе войск давали: МО, командующий войсками МВО Калинин и командующий ВДВ Грачев. Опуская рассуждения о правомерности или неправомерности ввода войск, следует сказать, на мой взгляд, лишь о том, что в момент, когда вводились войска, Варенников в Москве отсутствовал, о вводе войск первоначально ничего не знал, 19 и 20 августа 1991 года никаких приказов и распоряжений по войскам, находившимся в Москве, не давал.
Помимо этого, необходимо сказать и о том, что для вменения последствий в виде гибели людей и нанесения материального ущерба необходимо наличие прямой причинной связи между противоправными действиями и наступившими последствиями.
В теоретическом отношении такая связь отсутствует хотя бы потому, что в отношении конкретных военнослужащих по эпизоду гибели трех лиц уголовное дело прекращено за отсутствием состава преступления. Об ответственности должностных лиц — опять же теоретически — можно было бы вести речь лишь в том случае, если конкретные исполнители приказов допустили противоправные действия.