Дело о Белом Тигре

Шумская Елизавета

– Наверное, есть на свете некий непреложный закон о том, что люди всегда сталкиваются с тем, чего бояться больше всего.

Он тряхнул головой и невидящим взором посмотрел на друзей.

– Не идите за мной. Сразу меня не убьют, а там я отбрешусь. – И одним сильным движением, которое никогда не получалось у него на тренировках, парень выпрыгнул из укрытия.

– Джейко, нет… – успел только прошептать кто-то, может быть, сам Дориан.

А Тацу тем временем оказался прямо напротив Белого Тигра. Голубые глаза впились в темные с синим ободком.

– Отпусти девушку, – спокойным четким

голосом произнес маг.

Чувственные губы Инема изогнулись в издевательской ухмылке:

– Не бойся, милый, я тебя не обману.

Яд слов резал по живому. Однако ни один мускул на лице Джейко не дрогнул. Парень лишь изогнул бровь, предлагая подтвердить слова делом.

Тигр отшвырнул от себя девушку. К ней тут же метнулся невесть где прятавшийся до этого Дрэм и утащил в укрытие.

В следующий миг Инема размахнулся и тыльной стороной ладони хлестнул Тацу по лицу. Голова парня дернулась так, что на миг показалось, что Тигр сломал ему шею. Однако Джейко тут же выпрямился. В следующий раз Куарсао нанес удар, не коснувшись юноши. Но от него тот едва устоял на ногах. Глава Клана рванул Тацу на себя, прижав спиной к своему телу и зажав шею локтем.

Рядом с Дорианом ахнула Лисси: белоснежную рубашку Джейко заливала кровь от трех глубоких порезов, нанесенных явно «воздушными когтями» – клановым ударом всех кошачьих.

Лицо Тацу ничего не выражало. Инема наклонился к его уху:

– Посмотри на своих друзей, милый. Ты видишь их в последний раз.

Не прошло и мгновения, как Куарсао вместе со своею добычей и всеми, кто пришел вместе с ним, исчезли в мареве, что возможно только при массовой телепортации.

Ребята так и не узнали, что такого сказал Джейко Белый Тигр, заставив губы парня дернуться как от боли.

Джейко очнулся от прикосновения чьих-то холодных пальцев к своему лбу. Попытался открыть глаза. Удалось не с первой попытки. Да и потом перед ними стояла какая-то странная пелена. Он никак не мог понять, кто гладит его по лицу. Но прикосновение было приятным и каким-то знакомым. Мозги упорно не включались в работу. Не хотелось ничего. Только вот так же лежать и ничего не делать.

Веки отяжелели и вновь опустились. В следующую минуту щеку обожгла хлесткая боль. И в тот же миг память вернулась.

«Иди ко мне, милый!»

Ския!

«Посмотри на своих друзей, милый. Ты видишь их в последний раз».

Потом была телепортация. Наверное, именно во время нее Джейко и потерял сознание.

– Открывай глаза, милый. Я же вижу, что ты проснулся.

Тацу помедлил, но когда подчинился приказу, взгляд его был спокоен и тверд. Надолго ли хватит его выдержки?

Инема ничуть не изменился. Все та же аура власти и уверенности в себе. Те же чувственные губы. Голубые глаза с вертикальными зрачками. Когда-то Джейко сбежал от них, и вот они вновь слишком близко.

– Ну здравствуй, душа моя, – мурлыкал голос. И в этом мурчании рокотала ярость. – Рад тебя видеть здесь снова.

Кстати, а где это здесь?

Тацу огляделся. Конечно же. Можно было догадаться. Он лежал на огромной кровати в хозяйской спальне особняка в Синих Горах. Белые тончайшие простыни и покачивающиеся от легкого дыхания ветра занавески. Красная роза в высокой узкой вазе на столе. И рядом – белый хищник в обличье человека.

Руки прикованы к спинке кровати, цепи хоть и невидимы, но ни единого движения не сделать. А что, если магией?

Парень позвал колдовство в помощь. И тут случилось невероятное: магия не отозвалась. Он попытался еще раз. Но результат не изменился. Вот откуда эта пустота! – кто-то заблокировал ему доступ к магии! Он не может к ней пробиться! О двуликие боги! Это катастрофа! Тацу еле удалось сдержать панику. Никогда в жизни он не лишался возможности колдовать.

– Не пытайся призвать магию, милый, – верно понял молчание Тигр. – Я ее заблокировал.

Этот голос должен был дать последний толчок, чтобы Джейко полетел в пропасть, но как это часто случается, жертва ухватилась за мучителя и попыталась выкарабкаться. Слова Куарсао словно вылили на парня ушат холодной воды. Он был Тацу и сдаваться (мне кажется, тут надо вернуть «он» – для усиления эффекта) не умел. Можно притвориться, можно солгать, можно пойти на очень и очень многое, но нужно думать. Нужно выжить. Нужно… и можно выиграть и без козырей. Мозги заработали тут же.

– Я залечил твои раны, милый, – продолжил тем временем Инема. – И смыл кровь… Было так приятно видеть, как твоя кровь заливает мою постель…

Джейко сжал зубы. Бессилие было худшей пыткой.

«Тебе это всегда нравилось. Всегда!» – хотелось крикнуть. Он промолчал. Нельзя показывать свою слабость. Нельзя ей поддаваться. И лучше не злить зверя.

Но, похоже, молчание только подзадорило Тигра. Острые когти прорвались сквозь человеческие пальцы, коснулись обнаженной груди юноши и проткнули кожу. Неглубоко, но болезненно. Джейко пришлось закусить губы, чтобы не закричать. И тут совершенно другая боль вгрызлась в тело калеными железными обручами – на голове, запястьях и лодыжках.

– Да, забыл тебе сказать, – улыбка исказила лицо зверя, – не смей пользоваться своей распроклятой тацовской магией, а то вот эти очаровательные украшения будут вот так же реагировать, – губы палача почти коснулись бледной щеки. – Или тебе нравится?

Сжигающая кожу и мясо боль вновь впилась в тело…

От нее Джейко вновь отключился, а когда очнулся, в комнате, кроме него, никого не оказалось. Цепи были на прежнем месте. Магия стихий все так же была недоступна. Проверять, что с фамильным волшебством, Тацу не решился. Вместо этого принялся думать.

Сперва попытался определить, что такого Инема сотворил с его семейным колдовством. Эта магия сидела внутри, давалась каждому, у кого были гены Тацу, и заблокировать ее было невозможно. Она и не была заблокирована, строго говоря. Белый Тигр поступил проще. Он нашел или, скорее, для него сотворили амулеты, которые вызывали ужасающую боль, сравнимую с той, что испытывают при прикосновении раскаленного железа. И реагировали они на любую попытку использовать магию Тацу. И… все… при такой боли не то что колдовать, думать было невозможно.