Дело о браконьерстве
Шрифт:
И, уже ничего не думая и не желая больше сдерживаться и скрывать свои чувства, я с каким-то отчаянным ожесточением, с отвращением к себе, к этому разговору и ко всему, что недавно произошло и казалось почти нормальным, воскликнул:
– Но ведь стыдно
Он посмотрел на меня очень пристально, будто желая понять, правду ли я говорю, потом поднялся и вышел. Почти сразу же появился веселый капитан и, широко и дружески улыбнувшись, сказал:
– Вот и лады! Как хорошо, когда все по-хорошему! Вы только, пожалуйста, возьмите свои объяснения, ладно? Там про этого паренька, который номера... Он ведь не служит! Это он так, для форса, фуражку-то надел, а на самом деле он общественник. Ну, вытянули его с вечеринки, сами понимаете...
– А номер?
– спросил я.
– Номер вам давно уже привинтили, - сказал капитан, улыбнувшись.
Мы попрощались, крепко пожав друг другу руки. Проходя через приемную, я увидел сбоку, на уголке стола прилепившегося директора совхоза - он переписывал свое заявление.
– До свидания, - сказал я громко, обращаясь прямо к нему. Он сделал вид, что не слышит меня.
Когда свернул с грейдера на луг, я увидел, что меня с нетерпением ждут. Женщины подошли и стали спрашивать, а Володя стоял в стороне, делал вид, что он занимается дровами.
– Все нормально, - бодро отвечал я.
– Заявление аннулировали.
– Но ты объяснил, как они вели себя?
–
– Объяснил...
– Ну и что?
– Да ничего!
– вдруг вспылил я. Даже не понял, что это я так заорал громко.
– Все нормально, я же сказал, и дайте мне отдохнуть! Я с утра...
Я ушел в палатку и провалялся там до вечера. А вечером мы собрались и уехали домой. В машине мы почти не разговаривали, и даже дети вели себя тихо. Только раз, когда мы проезжали тот самый поселочек, а дорога проходила мимо милиции, Надя спросила вдруг, куда Володя дел свою сеть. Он ответил, что утопил в речке.
– Что значит "утопил"?
– поинтересовалась Надя.
– Камнем... на дне.
– И что же, она так и будет там лежать? Гнить?
– Вообще-то она не скоро сгниет, - коротко объяснил Володя.
Тогда Надя прикрикнула:
– И не мечтай, чтобы ты когда-нибудь ее оттуда достал! Понял?
Володя не ответил, но молчание было красноречивей слов.
С того памятного дня прошло больше десяти лет. Мы никогда не приезжали в эти места. Мы даже вслух, когда собираемся, не упоминаем про этот случай. Но, может, это мне кажется, что все помнят? Может, все давно забыли о нем? Может, это только я никак не могу отвязаться от того стыдного дня, который лежит во мне потаенно, как сеть на дне реки, придавленная тяжким камнем... Но лежит и не гниет. И напоминает, напоминает. ..