Дело о чеченском любовнике

Они зажимали его с двух сторон узкой

«Шестисотый» несся по улице, словно по взлетной полосе, как будто собирался взмыть в небо. Но этого не случилось. Он просто со всего маху врезал хлипкой «Ладе» в поджарый задок, не медля ни секунды, дал задний ход, протаранив висящий на хвосте «форд», потом вальяжно, как будто и не торопясь, принял вправо, протиснулся в образовавшийся просвет и, взвизгнув покрышками, покатил к перекрестку под салютующие вдогонку выстрелы «пээмов».

Отборный, многоголосый мат на несколько секунд повис в воздухе,

— А ведь ушел, падла! — выдохнул кто-то уже в полной тишине.

Начало дня не предвещало ничего хорошего. Я не очень-то верю в приметы, но так бывало всегда, когда Обнорский надевал этот отвратительный клетчатый пиджак а ля Коровьев. И сегодняшний день не стал исключением.

— Марина Борисовна, зайдите к Обнорскому, — на ходу бросил Глеб Спозаранник, пробегая мимо моих дверей в свой кабинет. При этом, как мне показалось, Глеб был мало похож на ангела, который несет благую весть.

Вот черт, как всегда не вовремя! Придется сворачивать базу данных — в мои обязанности, помимо всего прочего, входит захоронение свежих «заказных» жмуриков в электронных архивах. Вечная компьютерная память героям наших дней! Приостановив процесс на перечислении несомненных достоинств и ответственных постов, которые занимал до встречи со своим киллером расстрелянный в темном подъезде бизнесмен, я закрыла файл, но мысленно пообещала безвременно почившему эксгумировать его в ближайшие полчаса. Подавив тяжелый вздох, я направилась в кабинет к шефу.

Обнорский сидел набычившись. Выставленное на столе содержимое походной аптечки свидетельствовало как минимум о трех поразивших его недугах — мигрени, расстройстве желудочно-кишечного тракта и депрессивном состоянии нервной системы. Едва удостоив меня тяжелым недобрым взглядом, Обнорский порылся в разложенных на столе бумагах и протянул мне черно-белую фотографию.

— Вот, Марина Борисовна, вклейте в альбом этого субчика. Как-никак заслужил… Объявлен в федеральный розыск.

— Фамилия, имя, кличка, группировка? — стараясь придать голосу как можно большую заинтересованность, спросила я.

— Справку по нему к вечеру подготовит отдел Спозаранника. Будет вам и кличка, и группировка…

Обнорский потянулся к скляночкам с пилюлями. Судя по всему, аудиенция была закончена и следовало приступить к выполнению поручения.

Лики и личины представителей криминального мира хранятся у нас в шикарном магнитном альбоме — последнем достижении корейской полиграфии. Уголовники конца двадцатого века, в отличие от своих предшественников, совершенно не вписывались в теорию доктора Ламброзо о преступном человеке. Светские и благообразные, они запечатлевали себя в роскошных интерьерах загородных вилл, за рулем престижных иномарок, в объятиях холеных женщин, в компаниях таких же, как они, — благополучных и преуспевающих.

Чтобы разглядеть новый «экспонат» моего альбома, пришлось достать из сумочки очки. Как говорит моя мама, после сорока в жизни женщины появляется много плюсов. Один из них, в виде двух с половиной диоптрий, я смело могу записать себе в актив. Качество фотографии оставляло желать лучшего. Я ближе придвинула к себе настольную лампу. Серо-черные линии на снимке сложились в более или менее четкое изображение. Глянцевый прямоугольник прогнулся в задрожавших пальцах. О Господи! Этого человека трудно было с кем-то перепутать… Не может быть… Неужели все-таки он?

Поехать на отдых в Турцию еще зимой собиралась чуть ли не половина нашего агентства. Но к лету наметившаяся было дружная компания неожиданно распалась. Соболиньг выгодно сняли домик на турбазе под Лугой, Светка Завгородняя предпочла на время отпуска общество немолодого, но пылкого, а главное состоятельного поклонника… В результате под ласковым солнцем Анталии оказалась я одна.

Познакомились мы на пляже. Сосредоточенность моя на брошюре с кроссвордами была в мгновение ока вытеснена его довольно нахальным вторжением. Но по-восточному витиеватые комплименты, которые достались всем без исключения частям моего тела, возлежащего на махровом полотенце «Адидас», вполне уклады-' вались в рамки приличий, и повода остановить вторжение и восстановить сосредоточенность у меня не нашлось. Скорее всего, я просто не захотела его искать. Особенно после того, как узнала, что он бизнесмен, часто бывает наездами в Петербурге, где под его началом действуют несколько успешных коммерческих структур, что имеет он в этой жизни, казалось бы, все что угодно, а вот человека, вернее, женщины, с которой хотелось бы провести вместе отпуск, у него нет.

Серые глаза пляжного знакомца смотрели на меня с неподдельной тоской и робкой надеждой. Мое двадцатилетие праздновалось слишком давно, и наивно было бы предполагать, что с тех пор я не научилась делить на десять мужское восхищение, отрезвлять робкие надежды и определять поддельность «неподдельной тоски». Я пыталась преподать эту науку своей беспутной Машке, но ей, видимо, больше нравилось заблуждаться. Иногда, вспоминая о своих заблуждениях, я думаю, что моя дочь не так уж и не права.

Так или иначе, но в день знакомства с Асланом я повела себя ничуть не умнее своей девятнадцатилетней дочери. Вечером мы уже целовались, тесно прижавшись друг к другу, под сенью мандариновых деревьев. Ближе к ночи я оттолкнула от себя его руки, одернула подол сарафана и упорхнула ночевать в свой отель. Уж не знаю, как это выглядело со стороны, но я очень старалась порхать, несмотря на некоторый избыток веса и стертую новыми босоножками пятку.

Уже на следующий день целомудрие и благопристойность были утоплены в теплых волнах Средиземного моря, коварно подтолкнувших меня на его атлетическую грудь. Сомнения и страхи вытеснили веселые пузырьки «Дон Периньона», заказанного Асланом в ночном ресторане Кемера, а осознать сказочное блаженство происходящего помогли тонкие самокрутки с анашой, после недолгого перешептывания с официантом доставленные им к нашему столику в пачке «Кэмела». Ночь мы провели в номере его пятизвездочного отеля «Жемчужина Востока»…