Дело о двух расписках
Шрифт:
— Какие взятки? Обижаешь. Никто даже и не предлагал.
— Оправдываться будешь в милиции. — Пора сменить тему, решил я. — Дело есть. Ты ни куда не убегаешь? Тогда я подъеду.
У Мариинского дворца — обители депутатов — полукругом стояла стайка бабушек под предводительством мужика с мегафоном, взывающих выпустить на волю их избранника, арестованного за развратные действия с несовершеннолетней прямо в своем депутатском кабинете. Время от времени, по команде мужика, они принимались нестройно голосить: «Топоров — лучший друг детей»,
Особенно мне понравилась надпись на картонке в руках одной сердобольной старушки: «Свободу узнику совести».
В дворцовых коридорах царила обычная, никого ни к чему не обязывающая суета. В перерыве заседания депутаты толпились у стойки в столовой, но их лица не покидала печать заботы о благе народонаселения.
Я вспомнил, как в советские времена здесь висел маленький плакатик с запретом выносить еду в прозрачных пакетах. Очевидно, чтобы не дразнить измученного дефицитом обывателя…
В отсутствие босса Степа восседал в кресле за его массивным, старой работы столом, покрытым зеленым сукном. Рядом на тумбочке стояли четыре телефона, один из них даже с гербом.
— А ты заматерел, — приветствовал я Степана и, не дожидаясь приглашения, сел на стул у стола. На столе были аккуратно разложены какие-то документы, а с краю возвышалась толстая пачка свежих газет.
— Заматереешь тут, — Степа откинулся в кресле. — Пишу речь для начальника — будет выступать на комиссии по борьбе с преступностью. Вот, послушай, — он повернулся к монитору компьютера:
«На сегодняшний день организованная преступность уже имеет своих представителей во всех эшелонах городской власти. Она контролирует ряд ключевых сфер бизнеса и пытается оказывать влияние на кадровые назначения…»
— Ну как? — он вопросительно посмотрел на меня.
— Сильно сказано. Только нынче это вроде бы уже не новость. — По-моему, он расстроился. — Ладно, не обижайся. Когда напишешь — покажи, может, подкину тебе что-нибудь любопытное из нашей базы. Не за просто так, конечно. Баш на баш. Тут такое дело. Твой хозяин может ведь поинтересоваться, работает ли в Управлении охраны один человек…
— А тебе-то зачем? Собираешь секретные сведения?
— Да, по заданию ЦРУ, — пришлось показать ему расписки.
— О, я как раз сейчас делаю доклад по нарушениям законности работниками право охранительных органов. Можно это включить туда.
— Погоди, пока еще нечего включать. Сперва надо все проверить.
— Ладно, пиши, как там фамилия твоего майора. Начальник скоро будет, озадачу его.
Я чиркнул на листочке фамилию, инициалы, звание Аксененко и, пожав Степе руку, отправился пить заслуженную чашку кофе с булочкой. Булочки в Мариинском очень аппетитные. Можно считать, что полдела сделано.
В буфете рядом со столовой было почти пусто. Только за дальним столом несколько акул пера из числа постоянно освещающих перипетии тяжелой депутатской жизни внимательно слушали Жоржа. Жорж,
Взяв кофе, я пристроился рядом с ним и, выждав паузу, невзначай поинтересовался, когда наверху начинается презентация.
— Презентация? — встрепенулся Жорик. — Почему я не знаю? Надо посмотреть, — он выскочил из-за стола и убежал. Остальные тоже было засобирались, но мне пришлось их разочаровать: это была спецшутка для Жорика.
Судя по припаркованной у нашего офиса навороченной «Ниве», Обнорский уже был в конторе. Когда я заглянул к нему в кабинет, он полулежал на диване, а на краешке его кресла примостилась длинноногая рыжая девица в коротенькой юбочке.
Знакомая картина. Поклонницы шастали к Андрею чуть ли не каждый день — как же, модный писатель, известный журналист, в ореоле таинственности, — и, лежа на диване, шеф позволял себе пофилософствовать перед посетительницами или вспомнить, как выполнял интернациональный долг на Ближнем Востоке. Но эта, по-моему, была не в его вкусе.
— Здорово, проходи, — увидев, что я собрался ретироваться, Обнорский привстал и представил меня гостье:
— А это, Валя, мой заместитель, Коля Повзло. Очень хороший журналист.
Приятно, черт побери, что начальство тебя ценит, но Валя на меня даже не взглянула. Полуоткрыв рот, она завороженно смотрела на Андрея.
— А это, Николай, — Валентина Горностаева, студентка журфака, — я у них лекции читаю. Просится к нам на работу.
Обнорский повернулся к гостье:
— Валя, вы должны понять, что это очень тяжелая и ответственная работа. Может быть, совсем не такая, как вы себе представляете.
— А пистолеты у вас выдают? — вдруг перебила Горностаева, закидывая ногу на ногу и поправляя юбку.
Шеф осекся и даже несколько секунд собирался с мыслями. Мне, честно говоря, показалось, что девица малость того, и вроде бы он посмотрел на нее с сожалением.
— Я должен вас разочаровать. Здесь нет ни какой романтики. Ни погонь по ночному городу, ни часов ожидания в засадах. Вместо этого вам днями придется сидеть в библиотеках, читая подшивки газет, и еще многому учиться.
Девица закурила сигарету и сказала после некоторого раздумья:
— Жаль, но я согласна.
Ответила она так, будто сделала нам одолжение. А я-то думал, что она тащится оттого, что вот так запросто общается с самим(!) Обнорским.