Дело о портрете Моны Лизы
Шрифт:
– Ну, не совсем продал… – вновь замялся Франческо.
Пальцы Леонардо сами собой сжались в кулаки.
– Я не получил за свою картину ни единой лиры! – испуганно сжался Франческо. – Я просто отдал ее тому синьору, который купил у вас портрет Моны Лизы!
– Что?.. – Леонардо показалось, что он ослышался. – Ты пытался обмануть моего покупателя, всучив ему подделку?!
Впрочем, в данной ситуации «пытался» было не совсем подходящим словом – лукавому подмастерью и в самом деле удалось то, о чем Леонардо жутко было даже подумать.
– А моя картина?
– Она осталась
– Она и сейчас в твоей комнате?
Франческо молча кивнул. Голова его при этом мотнулась так, словно уже готова была слететь с плеч.
Леонардо вытянул руку, указывая пальцем на дверь.
– Живо!
Франческо не потребовалось никаких дополнительных указаний, – когда было нужно, он соображал очень быстро. Бросив на край умывальника мокрое полотенце, он стрелой вылетел из комнаты.
Леонардо подошел к столику и плеснул в чашу вина. То, о чем говорил Франческо, просто не укладывалось у него в голове. И он не собирался верить ни единому слову подмастерья до тех пор, пока собственными глазами не увидит портрет.
Леонардо поднял чашу. Но прежде чем он успел сделать глоток, в мастерскую влетел взмыленный Франческо. В руках он держал предмет, который и в самом деле походил на завернутую в покрывало картину. И формат у нее соответствовал тому, что выбрал для портрета Моны Лизы Леонардо.
Бросив быстрый заискивающий взгляд на мастера, Франческо поставил картину на мольберт и, отойдя на шаг в сторону, сдернул покрывало.
Леонардо, не глядя, поставил чашу с вином на стол. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы узнать свою работу. Сомнений быть не могло – на мольберте стоял портрет Моны Лизы дель Джокондо, написанный его рукой.
– Клянусь вам, мастер, я не собирался обманывать покупателя, – вновь принялся оправдываться Франческо. – Все произошло само собой. Когда вы велели мне упаковать картину, я спустился с ней к себе в комнату. Я поставил рядом две картины, вашу и свою, чтобы лишний раз убедиться, насколько самонадеянной и беспомощной была моя попытка скопировать созданный вами портрет, являющий собой нечто большее, нежели просто мастерски выполненная работа. После этого я, как и полагается, тщательно упаковал написанный вами портрет. Не успел я это сделать, как в комнату вошел покупатель. Я взялся было за упакованный портрет, но покупатель протестующе взмахнул рукой. «Нет-нет, – сказал он. – Я купил эту картину». И указал на копию, выполненную мною. Моя вина только в том, что я не смог побороть искушения, – Франческо повинно развел руками. – Магия вашего искусства, мастер, слишком велика. Я быстро упаковал свою картину и, дабы поскорее выпроводить покупателя, взялся даже помочь ему донести ее.
– Поразительно, – недоумевающе покачал головой Леонардо. – Человек, купивший картину, видел портрет Моны Лизы у меня в мастерской. И после этого он, не моргнув глазом, признает копию, выполненную учеником, за работу мастера. Выходит, он ничего не понимал в живописи? – Леонардо порывисто схватил со стола чашу с вином и сделал из нее пару быстрых глотков. – И это человек будущего! – с возмущением взмахнул он рукой.
На восклицание мастера, завершившее
– Быть может, все дело в том, что в моей комнате не очень хорошее освещение? – предположил он. – К тому же покупатель лишь мельком взглянул на портрет. А, к слову сказать, чисто внешне копия получилась у меня очень даже похожей. В ней только не чувствовалось той глубины и одухотворенности, которые присущи всем вашим работам, мастер.
Последняя фраза откровенно служила делу лести. Вне всяких сомнений, Леонардо понял это. Однако никаких нареканий высказывать не стал. Главным образом потому, что по сути Франческо, конечно же, был прав.
– Интересно, что ты собирался сделать с оригиналом? – спросил у подмастерья Леонардо.
– Не знаю, – пожал плечами Франческо.
И на этот раз он, как ни странно, был искренен.
Глядя на понуро опустившего голову юношу, Леонардо улыбнулся, – не без насмешки, но в целом по-доброму, – и пригубил чашу с вином.
– Ты не станешь возражать, если я подарю тебе этот портрет?
Франческо вскинул растерянный, недоумевающий взгляд на мастера.
– Но только при двух условиях, – призывая к вниманию, Леонардо поднял указательный палец. – Все должны считать, что эту картину ты написал сам. И, дабы никто не заподозрил неладного, мы должны дать Моне Лизе новое имя, – чуть прищурив глаз, Леонардо оценивающе посмотрел на изображенную на портрете женщину. – Назовем ее, к примеру, Коломбиной. Годится?
Франческо хотел было что-то сказать, но, как ни старался, не смог найти нужных слов для того, чтобы выразить объявшее его смятение, близкое к испугу. Он так и остался стоять с приоткрытым ртом, отчего вид его сделался невероятно глупым. Но в данный момент Франческо нисколько не заботил ни его внешний облик, ни то, что мог подумать, взглянув на него, мастер. Происходящее казалось ему настолько нереальным, что он не знал, как на все это реагировать. Проще всего было отнестись к предложению Леонардо как к шутке. Но мастер не был расположен к подобного рода розыгрышам. Все, что касалось работы, будь то живопись или наука, было для него свято.
Леонардо понял, что ему следует дать какое-то объяснение своему удивительно щедрому предложению, повергшему несчастного Франческо в состояние оторопи, грозящей перерасти в ступор.
– Во-первых, многие уже знают о том, что я продал портрет Моны Лизы. И, если он вновь объявится у меня, это будет выглядеть в высшей степени странно. Вроде как покупатель остался недоволен и вернул мне картину. Во-вторых, боюсь, что, объявись эта картина вновь, вокруг нее станут происходить еще более странные события, чем те, свидетелями которых мы стали. Ну а в-третьих, – Леонардо внимательно посмотрел на свою работу. – Как тебе известно, я умею считать деньги. Но за эту картину я получил даже больше, чем рассчитывал.
Леонардо одним глотком допил остававшееся в чаше вино.
– Кстати, – вновь обратил он свой взор на Франческо, – не забудь, что ты должен мне сорок семь лир, которые стащил из сундука.