Дело о ртутной бомбе
Шрифт:
Когда спешили к трамваю, Жаннет с кровожадной задумчивостью произнесла:
— Вот так родственничек у Даниилыча. Будет любимому педагогу подарок…
— Думаешь, этот чемпион признается?
— Поглядим…
— Или у тебя тоже система? Как у старшего брата Мигутина? Неважно, виноват или нет, лишь бы признался?
— А по шее? — сказала Жаннет.
— Нет, правда! С чего ты взяла, что это он звонил? Зачем ему это?
— Не знаю. Но — интуиция…
4
Кеша
— Здравствуйте, — с изысканной интонацией начала Жаннет. — Вы Иннокентий Мигутин?
— Да! — он опустил ракетку (малыши тут же подхватили мячик) и наклонил расчесанную на пробор голову. Сдвинул пятки. Джентльмен. Ноги у него были тощие и светлые. Наверно, шорты надевал он только для игры. Впрочем, рыжие вообще загорают плохо.
— Мы рады, что нашли вас, — все тем же светским тоном сообщила Жаннет. — Не могли бы вы ответить на несколько наших вопросов? Это для лицейской газеты «Гусиное перо».
— Но ведь я учусь не в лицее…
— Мы знаем. Однако, дело это касается и вас, и лицея в одинаковой степени… — Жаннет улыбалась и поправляла на груди футляр «Зенита».
— Какое дело? — невозмутимо спросил Кеша Мигутин. Так невозмутимо, что за этим хладнокровием Митя ощутил на миг нерешительность.
Жаннет посмотрела на Митю: «Твоя очередь». И Митя ее не подвел.
— Вопрос формулируется прямо, — подчеркнуто спокойным тоном сообщил он. — Зачем ты, Мигутин, в субботу утром позвонил в лицей и сообщил о дурацкой ртутной бомбе?
Кеша не возмутился. Мигнул, помолчал немного. Рядом валялся рейчатый ящик из-под пива, Кеша дунул на него, сел, положил ногу на ногу. Улыбнулся.
— Вы думаете, я начну сейчас пугаться и бурно отпираться? Вам на радость? Нет, господа журналисты, я скажу просто: такие вещи надо доказывать.
— Думаешь, мы пришли без доказательств? — Жаннет тоже улыбнулась.
— Думаю, да. У вас их просто не может быть. Могут быть только глупые догадки, которые вы считаете доказательствами…
Митя опять постарался поточнее подобрать слова:
— Эти догадки, Кеша, мы можем все вместе обсудить с нашим любимым педагогом Максимом Данииловичем. Выстроить их в систему. Он любит строить системы…
Кеша посмотрел на Митю, на Жаннет. Отложил ракетку. Ладонями обнял костлявое колено, откинулся назад и засмеялся.
У него был приятный смех — звонкий такой, переливчатый. Кеша не боялся. Свидетелей разговора не было. Два малыша неподалеку — не в счет. Да они и не слушали, перекидывались мячиком.
Кеша посмеялся и сказал:
— Сейчас вы будете приятно удивлены. С Максимом ничего не надо обсуждать. Он в курсе. Я звонил по его просьбе.
Они действительно «отвесили челюсти».
— Не ожидали? — хмыкнул Иннокентий Мигутин. У него были серо-желтые иронические глаза.
— Признаться, не ожидали, — честно призналась Жаннет. Искренность — она иногда тоже оружие.
— А зачем ему это было нужно? — недоверчиво проговорил Митя.
— Комплекс причин. Во первых, его ненаглядная Яна. По-вашему — Яна Леонтьевна. Она весь август занималась с хором добровольцев-пятиклассников, похвасталась директору, что у нее готовый репертуар, а на самом деле они вопят, будто коты с прижатыми хвостами. Ваша Кира ей поверила, назначила на субботу показательный концерт. Яна в рёв: «Максимчик, что делать?» А у него еще и свой интерес…
— Какой? — с неподдельным любопытством спросил Митя.
— Насолить вашей Кире Евгеньевне. Она срезала у него в расписании несколько часов да еще вкатала выговор за какие-то неготовые планы. И к тому же запретила идти в поход со старшеклассниками…
— Со старшеклассницами, — вставила Жаннет. Не удержалась. Кеша улыбнулся и кивнул.
— Взрослые люди, а какие бестолочи, — вздохнул Митя. Повторил недавние слова отца о высоком начальстве, которое проверяло институт. — Да и ты не лучше. Такой же кретин.
Иннокентий глянул спокойно и дерзко.
— Я не кретин. Я просто люблю своего брата. Мы ничего не скрываем друг от друга, мы с ним друзья.
— Все мы любим своих братьев, — сказала Жаннет.
— Возможно, — отозвался Кеша.
— А вот его, — Жаннет кивнула на Митю, — три часа мылили на педсовете, обвиняли в этом дурацком звонке. Это ты предложил сделать виноватым его? Потому что слышал его рассказ в трамвае?
Кеша впервые растерялся. Заметно.
— Ребята, да вы что! Я — никого… Я не знал!
— Ты не знал! А вот ему, — Жаннет кивнула на Митю, — теперь, скорее всего, придется уйти из лицея.
Кеша качнулся вперед:
— Я попрошу Максима! Он заступится!
— Он не заступится… — у Мити заскребло в горле. — Он больше всех уговаривал меня признаться. Наверно, чтобы никто не догадался про тебя. Он тоже любит своего брата.
Кеша опустил голову. Пообещал насупленно:
— Тебе все равно ничего не будет, раз ты не виноват.
— Теперь-то речь не о нем, не о Мите Зайцеве, — напомнила Жаннет. — Теперь, Кеша Мигутин, речь о тебе. И о твоем Максиме.