ДЕЛО О ЗАМОСКВОРЕЦКОМ УПЫРЕ
Шрифт:
Внизу беспокоить было некого — за исключением жильца квартиры ноль-пять. Но они к нему и шли. Внезапность и натиск? Нет, спокойствие и уверенность. Они — представители власти, а не налетчики.
Дверь оказалась запертой изнутри. Он днем заметил — засов крепкий да крюк.
Перед дверью остановились, постояли, прислушиваясь. Слух у Арехина был под стать зрению, кошачий. Никого за дверью нет.
Он, собственно, этого и ждал. Достал проволоку, просунул в щель, повозился немного. Сначала крюк откинул, потом отодвинул засов. Простенький, дворнику
Дверь открылась тихонько. Петли смазаны. Жилец постарался. Для уюта, чтобы соседей не беспокоить. Хотя соседей в полуподвале у него и не было никаких. Деликатность чувств, тонкое воспитание. Или просто — предосторожность. Жилец отсутствовал. Куда ушел? В другую дверь, которую отодвинутый шкаф теперь не загораживал.
От электрической розетки тянулся провод, уходящий в слегка приоткрытую дверь. Арехин пригляделся. Удлинитель, и хороший удлинитель, лучше проводки.
Он распахнул дверь пошире. Тьма та же, если не гуще — здесь окон не было вовсе. Зато тишина утратила целостность. Слышались не звуки, нет, только намеки, смутные даже для очень чуткого уха.
И доносились они снизу.
В дальнем углу комнаты обнаружилась идущая вниз винтовая лестница. Железная. Ну-ну.
Арехин начал спускаться; следом, чуть ли не буквально становясь на голову, шел тезка О.
Если квартира ноль-пять располагалась в полуподвале, то теперь они были в полутораподвале. А то и ниже — лестница была в тридцать восемь ступенек.
Вероятно, здесь располагался подземный склад, как во всяком порядочном купеческом доме. Большой склад, с запасом, мало ли. Но склад разгороженный, и получалось несколько залов. Коридор, в котором оказались они с тезкой, был и широким, и высоким. Из-за ближайшей двери доносился шум — негромкий, механический. И свет пробивался. Но и свет, и шум Арехина не тревожили. Что свет, пустое. Гораздо тревожнее был запах. Запах крови.
Тезка, молодец, свечечку задул. И то, зачем свеча, если за дверью лампочка в десять свечей?
Он шел крадучись, но голос из-за двери обратил все предосторожности в прах:
— Эй, электротехники! Заходите, не бойтесь! Я целиком — ваш!
Арехин на мгновение замер, потом сделал знак тезке О: я пойду один.
Тезка понял, поднял маузер — если что, не подведу, отомщу за смерть.
Приятно сознавать…
Арехин вздохнул, шагнул к двери. Открыл медленно, вошел тоже медленно, руки держал перед собой, чтобы видно было — пустые.
Под ногами сосновые опилки, будто в мастерской гробовщика. Не очень свежие, где ж их, свежих, взять, но и не совсем древние. Еще лизолом пахло, хлоркой. Маскирует кровь. И для дезинфекции, вероятно, тоже.
— Не опасайтесь, я говорю, — голос шел из-за ширмы в углу. Туда же шел и электрический провод. — Я и сам думал обратиться куда следует, только решить не мог никак, куда все-таки следует.
Ширма отодвинулась, открывая говорящего, которым, конечно, был давешний подвальный жилец. А рядом стоял странный аппарат — резиновые трубки, моторчик, маховик — машинерию
— Это…
— Это очередной опыт, умеренно удачный. Но разве можно работать в такой обстановке? — повел рукой подвальный жилец. — И вдобавок ко всему — перебои с электричеством. А они больше трех часов без электричества не могут.
— Они?
— Подопытные. Лиза, Лиза! — заговорил он громко. — Ты еще слышишь меня?
И тут голова открыла глаза — всего на мгновение, но и этого было достаточно.
— Видите, умирает, — констатировал подвальный жилец. — Нет, я непременно должен получить лучшие условия. Лабораторию. Или даже целый институт. Представляете, что можно будет сделать в институте?
— Что?
— Да что угодно. Пересадить голову на новое, молодое тело. Или подшить человеку жабры акулы — пусть покоряет моря. Или просто продлить жизнь лет так на двести-триста. Заманчиво?
— Заманчиво, — сказал в раздумье Арехин.
— А то, что пришлось для опытов использовать людей, то опять же из-за плохих условий. Вы ведь сотнями расстреливаете, и все больше молодых, крепких. Я отберу среди них столько, сколько потребуется, и в институте, прямо в операционной и проведу нужные действия. А то прямо как идиот, право, бегаешь по городу с головой в одной руке, запасом крови в другой… Нет, если я занимаюсь делом государственного значения, государство просто обязано создать мне условия, разве не так?
— Пожалуй, вы правы, пора государству сказать свое слово. — Арехин выхватил из внутренних карманов маленький вороненый пистолет. Два выстрела — по коленям.
Вбежал тезка О с маузером наготове.
— Где? Куда?
— Никуда, — Арехин туго бинтовал раны упыря.
— Это зачем?
— Приказ взять живым, — вздохнул Арехин.
— Приказ товарища Оболикшто?
— Берите выше, Александр. Много выше. Взять живым, стрелять только по ногам. Вот мы приказ и исполнили…
11
— Ну, покажите, покажите! — Сашка чуть не дрожал от возбуждения.
Арехин, кривя губы в странной усмешке, расстегнул кобуру и вытащил вороненый маузер. К рукоятке была прикреплена пластинка, на которой было выгравировано: «Товарищу Арехину за героизм» — и подпись.
Посмотреть на оружие, а больше на подпись пришли все сотрудники МУСа.
Товарищ Оболикшто долго тряс Арехину руку, говорил громкие слова, а Арехин ждал, когда будет прилично уйти со службы домой.
На столе товарища Оболикшто зазвонил телефон.
Товарищ Оболикшто поднял трубку, выслушал сказанное, ответил «есть» и повесил трубку на место..
— Вас опять вызывают в Кремль, товарищ Арехин. Срочно. С одним сопровождающим.
— Сопровождающим?
— Возьмите Сашку, он заслужил.
Спорить, к восторгу Сашки, тезка А не стал.
Вложил именной маузер в кобуру, а кобуру передал товарищу Оболикшто:
— Будьте любезны, положите в сейф покамест.