Дело одинокой канарейки
Шрифт:
Теперь пришла Дашина очередь усмехаться.
– Элеонора, дорогая, уж не думаешь ли ты, что я вот так, запросто, возьму и все тебе выложу? А?
Красивое лицо Пилюгиной исказила мимолетная судорога, но она сдержалась. Даша, поняв, что перевес временно оказался на ее стороне, продолжила:
– Мы поступим очень просто: я называю тебе слова, а ты рассказываешь, с чем они у тебя ассоциируются. Согласна? Одно слово – одно объяснение.
Блондинка недобро сверкнула глазами.
– И почему рыжие такие хитромудрые? Ладно,
– Пальма.
Элеонора выдержала долгую паузу.
– Я не пойму, ты что, решила со мной в кошки-мышки сыграть? Какая еще пальма?
– Фиговая! – рассердилась Даша. – Если бы знала, не спрашивала. Сама подумай, какой мне смысл тебя спрашивать о том, что не имеет никакого значения?
– Ну, допустим. А что мы будем делать, если твои волшебные слова у меня ни с чем ассоциироваться не будут?
– А ты подумай. Получше.
Блондинка хотела выругаться, но, увидев непримиримость во взгляде собеседницы, опять промолчала.
Прошло минут пять.
– Нет. – Элеонора покачала головой. – Даже близко ничего нет.
Тогда Даша решила зайти с другой стороны.
– А если я тебе скажу, что он перед смертью был в Испании?
– В Испании? – Элеонора задумалась. – В Испании растут пальмы. Я знаю испанский язык. Дальше что?
– Вот и я думаю – странное совпадение. – Даша скрестила руки. – Кока ездил в Испанию, а ты знаешь испанский.
Пилюгина саркастически рассмеялась.
– А еще я знаю русский, а он жил в России, а еще знаю английский, и у моей бабушки когда-то был английский коккер-спаниель. Ну и что из этого? Я испанский знаю потому, что выросла в Америке. Там люди разговаривают на двух языках. Английском и испанском – Латинская Америка рядом. Ну и что?
– Ничего. – Даша насупилась и замолчала.
– Скажи, Кока успел произнести только одно слово – «пальма»? Может, это с чем-то сочеталось?
Даша пожала плечами:
– Я его переспросила, а он ответил: «Пальма, мать твою». С твоей матерью это сочетается. Стало тебе от этого легче?
Блондинка демонстративно зевнула и потянулась. Даша невольно залюбовалась ее длинными, потрясающе красивыми руками.
– Слушай, как ты умудряешься ногти не ломать?
– Не убираюсь и не стираю. Не отвлекайся. Еще хоть что-нибудь полезное ты запомнила?
Но на Дашу напала меланхолия. Ей было уже все равно. Никогда в жизни она не сможет понять, о чем хотел сообщить ей Кока, и, следовательно, не сможет выполнить свой долг перед ним. Никогда она не найдет клада, никогда не сможет устроить свою жизнь, завести семью...
Слезы хлынули у нее из глаз. Элеонора растерялась.
– Эй, ты чего, с ума сошла? Ты чего разрыдалась?
– Коку жалко... И себя жалко... – продолжала громко всхлипывать молодая женщина.
На пороге появился перепуганный чех.
– Пани Даша, что случилось?
– О Боже, и этот туда же, – проворчала Пилюгина и замахала руками. – Спать, спать, go home*.
– Он еще какого-то зубатого Муссу упоминал. Наверное, того, кто его убил. – Она вытерла слезы. – И про Ворона.
– Ворон – его приятель с кафедры, – начала было Элеонора, и тут же осеклась. – Что ты сказала перед этим – зубатый Мусса? А бородатой женщины там не было? Ладно, все ясно. Более идиотского места, чем рядом с тобой, для смерти трудно придумать.
Даша оторвала кусок бумажного полотенца и высморкалась.
– Он сказал, что все находится там, где я написала.
– Что писала? Где писала? – не поняла блондинка.
– Ну в дневниках моих. Он их прочитал. А Анька сказала, что он закопал свой клад либо у тебя на даче, либо у Боба.
Элеонора несколько секунд сидела, не издавая ни звука.
– Да она совсем чокнутая, твоя Петрова... Чтобы я Коке позволила в моем саду рыться?
– Да не в саду, а где-нибудь поблизости. Хотя вероятнее всего, клад Макеев спрятал все-таки у Боба.
Пилюгина, прикрыв глаза, о чем-то усиленно размышляла. Наступившую тишину нарушил звонок в дверь.
Чех испуганно подпрыгнул на табуретке:
– Это, наверное, пан Димитрий, – быстро забормотал он. – Не открывайте ему. Я машину разбил.
Даша охнула и прикрыла ладошкой рот.
– Что еще? – властно поинтересовалась Элеонора.
– Он Димкину машину разбил.
– Ту, которую тот тебе дал?
– Да.
Блондинка принялась смеяться так, что посыпалась штукатурка со стен.
– Господи, какое счастье, что ты никогда не была моей близкой подругой и ни о чем не можешь меня попросить. Ну иди, открывай. Умираю от любопытства узнать, чем все это закончится. Только если с ним будет Татьяна, лучше не открывай – или она тебя убьет, или я ее.
Даша была готова к самому худшему, но то, что она увидела, превзошло все ожидания.
На лестничной площадке стоял оборванный, невероятно грязный и пропахший дымом Боб. Руки его ходили ходуном.
– Здравствуй, Маленький... – произнес Кузьмин, не обращая внимания ни на онемевшую Дашу, ни на дрожащего за ее спиной чеха. – Я... Я домой приехал, а на автоответчике твое сообщение. Видишь, Маленький, вот и нет у меня больше хвоста. – Он провел грязной рукой по опаленному затылку. – Тебе так больше нравится?
Увидев Кузьмина, Элеонора замерла в той позе, в которой ее застал приход приятеля: одна рука на бедре, другая локтем опирается о косяк двери, длинная кисть изящно опущена вниз. Услышав его последние слова, Пилюгина моментально пришла в себя.
– Что... что... Господи, что случилось?! Тебя... на тебя напали? Тебя пытали? Что произошло?!
– Нету у меня больше дачи, Маленький, нету больших моих Пенат. – Кузьмин присел на пороге и заплакал, размазывая сажу по лицу.
Элеонора побелела, как стена. Потом бросилась к Даше и принялась трясти ее за шиворот: