Дело отсталого мула
Шрифт:
Синтия Рентон доверила мне свои деньги, которые я вложил в золотой прииск в Багио, на Филиппинах. Предварительно я навел о нем точные справки. И он показался мне многообещающим. Одновременно я вложил большую часть своего капитала в Восточную Компанию по импорту предметов искусства, в которой я был полноправным компаньоном вместе с Рикардо Таононом и Стейси Невисом. Мы пошли на рискованные операции и потеряли очень крупную сумму. Золотой прииск на Филиппинах оправдал мои ожидания, и я смог с большой выгодой перепродать свои акции. Рикардо Таонон сказал мне тогда, что никому не известно, что
Рикардо Таонону удалось меня убедить, и я подписал бумаги, согласно которым КИПИ становилась инвестором в золотодобывающее предприятие. Не знаю, почему я пошел на это: либо Таонон загипнотизировал меня, либо я лишился рассудка… Как бы то ни было, благодаря этой сделке, потеря ста тысяч долларов превратилась в прибыль в размере полмиллиона долларов.
Когда я напомнил Таонону о займе денег мисс Рентон, он мне ответил, что я подписал бумаги, согласно которым я вложил в добычу золота на счет компании собственный капитал.
Я оказался загнанным в угол. Разумеется, Синтия Рентон получила бы назад доверенный мне капитал, но она лишилась бы большой прибыли, на которую имела право. Чтобы возместить эти потери, я сделал новую попытку и поместил пять тысяч долларов в нефтяное месторождение, казавшееся еще более многообещающим, чем золотоносная жила. Увы, я обманулся в своих ожиданиях. Сейчас Синтия Рентон потребовала от меня отчета, и у меня складывается впечатление, что ее жених Эдвард Гарольд, который только что был у меня, заподозрил что-то неладное.
Чтобы искупить свою вину, мне остается только одно: честно во всем признаться. Синтия Рентон является законной владелицей всех моих акций в КИПИ, и мне остается только надеяться на ее прощение.
Хочу добавить, что, в отличие от Таонона, мне не в чем упрекнуть других моих компаньонов. Моя жизнь застрахована на довольно крупную сумму, и поскольку у меня нет семьи, то я завещаю всю сумму этой страховки и все мое имущество Джорджу Глостеру, Стейси Невису и Рикардо Таонону как компаньонам Компании по импорту предметов искусства.
Гораций Фарнсворс».
— Он покончил с собой! — прошептала Синтия.
— После того что мне рассказал Гарольд, я был почти уверен в этом, — сказал Клейн. — Чего недоставало, чтобы сделать заключение о самоубийстве? Этого письма на столе и револьвера в комнате. После того как Фарнсворс убил себя выстрелом из револьвера, кто-то проник в его кабинет, унес револьвер и спрятал это письмо. Поэтому полиция и приняла версию об убийстве.
— Ты думаешь, что Рикардо Таонон…
— Нет! — резко оборвал Клейн. — Что это?
— Где?
— Мне послышался шорох…
Скрипнула дверь, и в ту же секунду вспыхнул свет, ослепляя Терри и Синтию. Навстречу им, широко улыбаясь, шел инспектор Мэллоу.
— Так и есть, мистер Клейн! Вы опять обошли нас! Я уже говорил, что вам нет равных в выслеживании дичи… И мисс Синтия Рентон собственной персоной! А что это за документ, мистер Клейн, который вы читали с таким интересом?
Терри молча протянул ему письмо. Пробежав текст письма глазами, полицейский спросил с подозрительным видом:
— Надеюсь, что это не фальшивка, которую вы решили сюда подкинуть? Предупреждаю, мистер Клейн, что в ваших же интересах…
— Вы можете подвергнуть его экспертизе. Что касается меня, то мне теперь все ясно. Глостер обнаружил нечто, что очень взволновало его и по поводу чего он хотел срочно встретиться со своими компаньонами. Он не смог дозвониться до Невиса, поскольку тот ушел играть в покер. Тогда он позвонил Таонону и попросил его немедленно приехать на склад.
— Почему на склад?
— Потому что ему здесь что-то понадобилось, и он неожиданно обнаружил удирающего в окно Гарольда.
— Хорошо, продолжайте.
— В ожидании Таонона Глостер что-то искал и случайно наткнулся на это письмо, проливающее свет на дело Фарнсворса.
— Каким образом? — спросил Мэллоу.
— Мы знаем, что Фарнсворс покончил жизнь самоубийством. Когда полиция прибыла к нему на квартиру, она обнаружила в кухне, на электроплите, кипящую воду и наручные часы, сохнущие в духовом шкафу. Кроме того, когда Гарольд вернулся к Фарнсворсу, дверь черного хода была открыта. Всему этому может быть только одно объяснение.
— Какое?
— Сэм Кенион вернулся домой с покупками. Он вошел через черный ход, включил плиту и поставил кипятить воду. Затем он прошел в кабинет хозяина, чтобы получить инструкции в отношении обеда, и обнаружил его мертвым. Кенион взял со стола письмо, револьвер и побежал сообщить о случившемся Рикардо Таонону или Стейси Невису. Он поставил свои условия, и они были приняты. После этого он вернулся домой и «обнаружил убийство». На сей раз он вошел обычным путем, вызвал полицию и прошел на кухню, где на раскаленной плите кипела вода, о чем он напрочь забыл, но что свидетельствовало о его предыдущем возвращении в квартиру. Даже если бы он вылил воду в раковину, он все равно не успел бы охладить плиту. Тогда ему приходит в голову мысль намочить часы хозяина и сунуть их в шкаф, чтобы сбить с толку полицию. Создавалось впечатление, что Фарнсворс сам поставил кипятить воду. Тот факт, что Гарольд отрицал свой повторный приход в квартиру Фарнсворса, убедил всех в его виновности, и никто не обратил внимание на кипящую воду и сохнущие в духовке часы.
— Все это достаточно логично, — признал Мэллоу. — Но компаньонам Фарнсворса ничего ведь не было известно о повторном визите Гарольда?
— Нет! Они хотели только представить самоубийство убийством, даже не думая в тот момент о том, что кто-то будет за него осужден.
Мэллоу в задумчивости смотрел на письмо, а Клейн продолжал:
— Все сходятся во мнении, что Глостер был человеком исключительной честности, а значит, он не был посвящен в махинации. Таонон, по-видимому, сказал ему, что Фарнсворс инвестировал в золотой рудник капитал КИПИ, и Глостер поверил ему. Однако после ареста и осуждения Гарольда Таонон и Невис оказались в щекотливом положении. С одной стороны, на их совести было осуждение Гарольда за несовершенное им убийство, а с другой стороны, они не осмеливались сказать правду… Тогда они решили устроить Гарольду побег.