Дело Пентагона
Шрифт:
Маму снова «включают»:
— Ох, да, Ханна, мне так жаль…
— МАМА, ОТЛОЖИМ ЭТО НА ПОТОМ! — я не в состоянии сейчас выслушивать все ее излияния. Для того, что растерять решимость у меня будет еще масса возможностей. А потому я поворачиваюсь к Брюсу. — Нет, я сейчас не могу думать о замужестве, но если ты все-таки настаиваешь на объяснениях, разговор будет долгим, детальным, неприятным и, главное, приватным! Дальше. Па. О чем ты вообще думал? Как я теперь докажу, что ты не бежал из страны? Теперь мне придется снова иметь дело с гадким и прилизанным Леклером, который в Штаты еще часов десять лететь
— Ты в порядке? — прерывает меня Пани, и я замолкаю на полуслове. Стою, вылупившись на нее. Мне очень повезло, что рот раскрыла она, а не Шон или Такаши. Полагаю, их мое самочувствие не заботит! И претензии они сдерживать не станут.
— Вроде да.
— В смысле мы не знали, что с тобой и твоим отцом так поступили…
— Прости, Пани, мне жаль тебя прерывать, но это правда лучше обсудить позже. Мне жаль по поводу Монацелли, я знаю, что вы все были с ним близки. Но, думаю, я поступила правильно. Его действиям нет оправданий.
— О чем ты? — хмурится Карина. — Разумеется, так и должно было случиться. Мы начали понимать, что что-то происходит, когда Шон стал прятать код в библиотеки, но такое… — Она замолкает. И мне тоже нечего сказать. — Ты не против, если мы подождем, пока не решится вопрос с Джоном?
Шон после такого предложения откровенно морщится, а я никак не могу уложить в голове, что за мое часовое отсутствие Пани и отец успели перейти на поименные обращения. Смотрю украдкой на Такаши, он, выглядит расстроенным, но, кажется, все-таки не собирается меня препарировать…
— Я так понимаю, Марко ушел? — меняю я тему.
— Да, — отвечает Шон. — И, учитывая его состояние, думаю, ему не помешает еще один сеанс терапии. Лично прослежу.
Мы с Картером встречаемся глазами, и я вдруг вспоминаю его слова о команде.
— Такаши, а вы почему молчите? — спрашиваю я, покаянно потупившись. — Я знаю, что поступила ужасно, и пойму, если вы со мной работать не захотите… — Мама на меня недоумевающе смотрит, знает, что за штучки я использую. Ханна-подлизка, так она меня называла, когда я практиковала на ней подобные приемчики.
— Джоанна, поверьте, это не проблема… — Тут же начинает разуверять меня он.
— Мне было бы очень горько, если бы из-за последних событий вы не смогли меня простить. Вы ведь помните, как мы познакомились? Именно вы меня надоумили уйти в параллельное программирование, — продолжаю я соловьем заливаться. Разумеется, ему приятно. Это малая компенсация за покалеченное самолюбие, но она есть.
— Очень рад слышать, — улыбается Такаши собственным ботинкам.
Однако, фырканье Картера сообщает мне что он думает по этому поводу. Мог бы и промолчать. Понятно, что без них с Пани ничего бы не было, но посторонним вовсе не обязательно вникать во все наши перипетии!
— Ну, позвоню Леклеру, — нарочито бодро сообщаю я и выхожу на крылечко отеля.
Но я не одна, за мной следует гиперзаботливая и вездесущая мама. Я и рада, и не очень. Я по ней скучала, и поддержка искренне любящего человека не может быть лишней, но она относится к числу женщин, которые полагают, что для леди торговаться недостойно… а в мои планы входит вытрясти из Леклера душу, лишь бы заполучить пресловутое помилование! Иногда я очень жалею, что сама не такая, как мама, но еще я жалею о том, что реальный мир совсем не походит на тот, в котором обитает она! В ее реальности мужчина — настоящий прекрасный рыцарь. Он с ней, он ее защищает. И ничуть не удивительно, что как только Зои Херроу исполнилось восемнадцать, она вышла замуж за Джона Конелла, за доброго, честного и самоотверженного военного. И то, что он не достиг высокого воинского звания для нее не беда, он уже герой, потому что заботится о ней. Ее мир прост и понятен. Ее не швыряли на журнальный столик, не отчитывали за испеченный пирог, не хлестали по щекам раз за разом за попытку понравиться…
Набираю Леклера. Сигнала нет. Звонок не проходит. Мрачнею, мне даже не сказали, что он вне зоны действия сети. В трубке тишина. Я пробую дозвониться до агента еще трижды, но ничего не выходит. По моим подсчетам они уже должны были долететь до Рима и включить телефоны, если ФБР вообще выключают их на время полета… Присаживаюсь на перила и сжимаю в ладонях мобильный. Не знаю, что там, на линии, случилось, но буду звонить всю ночь. И весь день. Пока не пробьюсь!
Заметив мое уныние, мама подходит ближе и сжимает плечо.
— Я даже представить не могу, через что тебе пришлось пройти, дорогая. Все мы, — говорит она.
— Спасибо, мам…
— Ты, главное, не переживай. Все получится, все разрешится.
— Все разрешается, мамочка, когда есть кому разрешать. И в моем случае это я.
— А что ты ответила Брюсу? Ты должна ему ответить. — БОЖЕ! — И чем скорее, тем лучше. — Другой проблемы в ее мирке, видимо, не существует.
— Мама, я не могу сейчас думать, как стану жить с человеком, который не вспоминал обо мне почти месяц. Я крутилась как белка в колесе, пытаясь помочь отцу, а он ничего для меня не сделал. Ни-че-го! Он даже не звонил. Брюс опоздал, мам! Все кончено!
Выплеснув свое раздражение, я спрыгиваю с перил и возвращаюсь в отель. Однако, она не отстает.
— Ханна, образумься, что ты творишь? Тебе двадцать шесть, а ты все бегаешь от ответственности! — семенит она рядом. Эти двадцать шесть звучат как приговор, будто я уже пожилая и умирать пора! — Это неправильно, неестественно. Ты должна хотеть обзавестись семьей, любимым человеком. — Но я полностью ее игнорирую, по сей части у меня опыт наработан.
— Шон, звонок не проходит. Сигнала вообще нет. Что это вообще?
— Скорее всего, неисправность систем связи. Или отсутствие сигнала на высоте, — лениво отвечает он, поглядывая на маму. — Позвонишь утром, тебе все равно их не догнать. Сядь и успокойся.
— Вот видишь? — радуется мама. — Все ведь хорошо! Самое время поговорить с Брюсом. — На лице Шона появляется выражение о-господи-я-знаю-в-кого-она-пошла!
— МАМ! — Должно быть, я красная как помидор. Ладно бы она начала свою волынку просто, так нет же, при Шоне, планета которого бытовых вопросов лишена напрочь! Область пересечения интересов Картера и моей мамы вопиюще пуста!