Дело «Пестрых». Черная моль
Шрифт:
— Звони в Москву. Доложи обстановку. Ярцев может приступать. И… узнай там, как Сергей.
Костя взглянул на часы: было два часа ночи.
В эту ночь в коридоре пятого этажа высокого здания на Петровке было людно: готовилась большая операция. Сотрудники, оживленно переговариваясь между собой, разгуливали по коридору, слышались шутки, смех. Настроение у всех было приподнятое, боевое: предстояла ликвидация опасной группы преступников итог многих месяцев напряженной работы всего
В кабинете Зверева находились Ярцев, следователи прокуратуры и старшие оперативных групп. Поминутно звонил телефон, и Зверев, выслушав очередной короткий доклад, каждый раз невозмутимым тоном говорил одно и то же:
— Продолжайте наблюдение. Можем приехать в любую минуту. Ждем сигнала из Сходни.
Геннадий посмотрел на часы. Было начало второго. Пора бы уже.
Снова зазвонил телефон. «Внутренний», — мгновенно определил Геннадий. Зверев снял трубку.
— Слушаю.
— Майор Зверев?
— Да. Кто говорит?
— Докладывает дежурный по МУРу Скворцов. Только что звонили из госпиталя. Туда прибыла машина «Скорой помощи» из Сходни. Доставлен раненый капитан Коршунов… — Голос дежурного неожиданно дрогнул.
— Но что… — Зверев перевел дыхание и глухо спросил, — что там произошло?
— Ничего пока неизвестно. Коршунов без сознания. Ждите звонка от Гаранина.
Зверев медленно опустил трубку и обвел взглядом толпившихся в дверях сотрудников.
— Ну? — нетерпеливо спросил. Геннадий. — Что случилось?
— При выполнении задания на Сходне тяжело ранен капитан Коршунов.
Тихо расходились по своим комнатам сотрудники. Не слышно уже было шуток и смеха. Люди переговаривались вполголоса, с еле сдерживаемой ненавистью. Предстоящая операция, продолжение той, на Сходне, теперь казалась всем особенно ответственной и особенно необходимой: враг был здесь общий, злобный, опасный, и у каждого из сотрудников невольно сжимались кулаки при мысли о встрече с ним сегодня ночью: «Ну, погоди же, гад!..».
Час спустя раздался наконец долгожданный звонок со Сходни, и немедленно все комнаты пятого этажа облетел приказ: «Пора!».
Две машины одна за другой промчались по пустынной, ярко освещенной улице и затормозили у дома, где жил Плышевский. Из подъезда вышел человек и, приоткрыв дверцу первой машины, тихо сказал сидевшему рядом с водителем Звереву:
— Дома. Спит. Там еще дочка. Больше никого.
— Ясно. Понятые есть?
— Так точно.
По знаку Зверева все вышли из машины и стали молча подниматься по лестнице.
На первый и второй звонок никто не ответил, только после третьего за дверью послышались
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста. Милиция.
— Милиция?!.
Девушка завозилась с замком, но, как видно, от волнения никак не могла с ним справиться.
В этот момент за дверью раздался спокойный мужской голос:
— Иди к себе, Галя. Я сам открою. Это — недоразумение.
Дверь распахнулась, и на пороге появился Плышевский в домашнем халате и меховых туфлях.
— В чем дело, товарищи? — раздраженно спросил он.
— Я сотрудник милиции, вот мое удостоверение, — невозмутимо ответил Зверев. — А вот санкция прокурора на ваш арест, гражданин Плышевский, и на обыск в квартире.
Глаза Плышевского сузились, и он резко отчеканил:
— Не желаю смотреть ваши филькины грамоты. Я протестую. Ночью врываться в квартиры, хватать людей. Это произвол…
— Вы отказываетесь впустить нас в квартиру? — спокойно спросил Зверев. — Отказываетесь подчиниться постановлению прокурора?
— Да, отказываюсь! И повторяю: это произвол!
— Ну тогда мы вынуждены обойтись без вашего согласия, — хладнокровно заключил Зверев.
Он сделал шаг вперед, и Плышевский невольно отступил в сторону.
Войдя в переднюю, Зверев огляделся и, указав на одну из дверей, спросил:
— Это чья комната?
— Это комната дочери, — хмуро процедил Плышевский.
— А та?
— Та — мой кабинет.
— Квартира вся принадлежит вам?
— Повторяю: это комната моей дочери, ее собственная комната.
В этот момент в переднюю вышла Галя, торопливо застегивая на ходу платье. Она с вызовом посмотрела на отца и сказала:
— Нет, пусть обыскивают и мою комнату.
Обыск начался.
В кабинете за письменным столом расположился следователь прокуратуры, он вел протокол обыска, тщательно записывая все изъятые ценности, которые аккуратно складывались сотрудниками на низкий круглый столик у дивана: хрусталь, серебро, картины, антикварные изделия.
Плышевский сидел в кресле у окна и, закинув ногу на ногу, с презрительной усмешкой наблюдал, время от времени бросая едкие замечания:
— Советую переписать все книги. Они ценнее, чем эти безделушки. Только без грамматических ошибок.
Ему никто не ответил.
— Конечно, милиционерам это недоступно.
Сотрудники молча продолжали работу. Но Галя не выдержала. Она вскочила с дивана и со слезами на глазах гневно крикнула:
— Замолчи! Постыдился бы!..
— Спокойней, девушка, — остановил ее Зверев. — У гражданина просто шалят нервы. Это понятно.